Штурм бездны: Коллаборация - Дмитрий Валентинович Янковский
– Если бы там были еще твари, они бы отреагировали на выстрел из карабина, – произнесла Ксюша.
«Бак, чисто, – передал Викинг. – Врубай сонар».
Дальше дело пошло. Бодрый не стал отходить назад, в этому уже не было смысла, а на месте вторые руки не будут лишними.
«Есть дохлая туша платформы, – сообщил он через минуту. – Размер огромный, но визуально не наблюдаем, мешает ил. На сонарной проекции читается восемь шахт. В пяти остались ракеты. Две мы обнаружили, значит, где-то еще одна».
Чучундра приказал Бодрому крепить заряды к боеголовкам в шахтах, а Бак в это время сканировал сонаром дно в поисках недостающей ракеты.
«Есть, – наконец сообщил он. – Триста метров по ходу течения, целая ракета с боеголовкой. Устанавливаю заряд».
Через две минуты оба доложили, что задача выполнена и все шесть боеголовок заминированы. Седьмую мы распилили на острове, восьмая еще лежала на дне в безопасной зоне.
«Отходите», – отправил с клавиатуры Викинг.
«Можно на водометах? – спросил Бак. – Эшелон чистый».
– Там до безопасной зоны всего ничего, – прикинул я. – Если поднажмут, твари точно их зажать не успеют. Даже если сядут на хвост, отстреляются. Это лучше, чем пешочком брести по дну.
– Добро. Разрешаю применить водометы, – согласился Чучундра.
Честно говоря, мы все себя чувствовали, как на иголках.
– Есть биотехнологическая активность, – сообщил Викинг. – Твари услышали водометы. Но это «Сирены» из патрульной стаи, они не смогут нырнуть так глубоко.
– Нырнуть не смогут, но сообщат другим, – резонно заметила Ксюша.
– Уже сообщили, – подтвердил Викинг. – С севера набирают ход три «гадины». Так, еще две с востока. И три «Барракуды», они быстроходные.
– Наши успевают уйти? – спросил Чучундра.
– Ну, тут вопрос сложный. – Викинг замялся. – В безопасную зону они, может быть, и успеют. Но что помешает тварям за ними проследовать?
Викинг был прав. Заграждение из буев – это просто сигнализация, остановить биотехов оно не могло. Это означало, что Баку и Бодрому потребуется срочная помощь.
Глава 15. «На помощь»
Я кубарем скатился по лестнице ресторанчика и припустил к дому, где в подвале лежали еще три аппарата «ГАДЖ-12». Викинг оставил за клавиатурой Чучундру, а сам рванул за мной вместе с Ксюшей и Чернухой. Действовать надо было очень быстро, так как для эффективного прикрытия Бака и Бодрого мне надо было в кратчайшие сроки добраться до границы безопасной зоны. Нам нельзя было допустить прорыва тварей за черту ограждения, и не только из-за того, что они догонят ребят на более длинной дистанции, но и чтобы не вызвать срабатывания буев.
Стоит биотехам оказаться внутри безопасной зоны, буи сработают, подадут сигнал тревоги, и с базы тут же вышлют ударную группу из гравилетов и боевых пловцов, проведут ракетные пуски и бомбометание по полной программе. При этом Бак и Бодрый будут неминуемо обнаружены, причем, в экспериментальных жаберных скафандрах. Конечно, они принадлежат нам по праву, у нас есть табель, подписанный Вершинским, мы можем даже обслуживать их или получить на острове Крысолова новые, взамен погибших, но вот их применение в несанкционированных адмиралтейством операциях – дело другое. Да и суть самой операции тоже придется раскрыть, чего не хотелось бы до крайности, ведь это означало бы появление термоядерных боеголовок в безъядерном мире. Больше всего нам хотелось бы именно этого избежать.
Да, боеголовки кто-то создал, мы предполагали кто и зачем, но теперь их существование утратило всякий смысл, значит, следовало избавить планету от их существования, а не передавать столь грозное оружие в чьи-то руки. В любые руки, я в этом был совершенно уверен. Даже охотники, как каста, как клан, как адмиралтейство, не были на мой взгляд столь безупречны, чтобы владеть рукотворным солнцем. Даже себя самого я не считал столь безупречным, чтобы доверить себе хотя бы одну действующую боеголовку.
Человек полон соблазнов. Любой. В нем живут страсти, система представлений о допустимом и порочном, о том, что есть добро и есть зло, у людей есть ум, честь, совесть, безупречная логика, вера, надежда, любовь, наконец. И все это кардинальным образом влияет на действия каждого, даже больше того, именно этим любые действия определены. И у каждого есть оправдание этих действий.
Забавно, но именно мчась по песку за жаберным аппаратом я вдруг осознал, что люди вообще не способны совершать дурные поступки. Если человек совершает действие, значит оно для него допустимо, этому действию есть какое-то оправдание в момент совершения, иначе человек бы не стал это действие совершать. Да, потом может наступить раскаяние, могут возникнуть угрызения совести, сомнения, или накатить чувство стыда, но это лишь от того, что мнение общества о поступке расходится с мнением того, кто его совершил. В момент же совершения действия ему всегда есть оправдание, иначе человек попросту не станет его совершать.
Вот, допустим, оказалась бы в моих руках водородная бомба. Я бы ее спрятал в подвале, или на дне океана, потому что я в моих глазах самый адекватный и разумный человек на Земле. Мне можно доверять. Я не пущу эту бомбу в ход ради низменных целей.
Но проблема в том, что у каждого человека разное представление о низменных и великих целях. Некогда фашисты творили страшное зло, но разве они считали это злом? Нет, конечно. Злом это считали их жертвы и те, кто жертвам сочувствовал, но никак не сами фашисты. Фашисты свято верили в то, что цель их возвышена, свята, и угодна высшим силам, потому и писали свой девиз: «С нами бог».
Главный вопрос в том, ради чего я сам готов был бы пустить в ход водородную бомбу. Точнее, если уж в корень зрить, кого, в каких количествах и ради чего я готов был убить, принести в жертву. Ну, допустим, как бы я поступил, если бы жизни Чернухи или Мышки угрожала опасность, а единственным способом их спасти, был бы термоядерный удар по крупному городу на материке. Нажал бы я кнопку или нет? У меня не было ответа на этот вопрос. А раз его не было у меня, никто не должен получить эту бомбу, чтобы не задаваться вопросом, как и когда ее применить.
Когда Викинг меня догнал, мы вытащили контейнер с аппаратом и донесли его до кромки воды.
– Не надевай! – крикнула мне Чернуха. – На водометах тебе не успеть. Грузите в катер!
– Да его не надеть в катере! – ответил я.
– Ничего, постараешься! – подбежав, произнесла Чернуха. – Катер на экранном глиссировании даст больше ста километров в час, а на водометах около сорока, если гнать на износ.
С этим не поспоришь. Мы с Викингом закинули контейнер на борт катера, а Ксюша прыгнула за штурвал.
– Викинг, тебе надо остаться тут! – крикнул Чучундра, высунувшись из двери ресторанчика. – Ты лучше справишься с вычислителем, а я лучше знаю скафандр.
– Он прав, – согласился я. – Каждый должен заняться тем, что умеет.
– Понял! – ответил Викинг уже на бегу.
Пока Ксюша прогревала мотор, Чучундра вскарабкался в катер, а Чернуха притащила карабин и тяжелое ракетное ружье. Сама она осталась на берегу, чтобы не создавать лишний вес на глиссировании.
Стоило нам загрузиться, Ксюша опустила водометы в прибрежное положение, чтобы они не насосались песка, дала средний ход, а когда отошла подальше от берега, опустила водометы на крейсерский угол и дала полный форсаж. Катер вышел из воды и, создав плотный воздушный экран между водой и днищем, и быстро разогнался до ста тридцати километров в час. Удовольствие от катания на такой скорости сильно ниже среднего – любая волна, пробивавшая воздушный экран, с такой мощью шарахала в днище, что казалось, внутренности через рот вылетят. Но мы держались.
На такой скорости до границы безопасной зоны всего минут десять ходу, а Баку и Бодрому на водометах минут пятнадцать. Не говоря ни слова, я стянул с себя одежду, а Чучундра открыл контейнер с аппаратом.
– Главное мне не выпасть на такой скорости, –
