Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Глава 37: О живых, наполовину живых и мертвых
А потом я вспомнил. Резко, за один миг.
Что я вообще делаю, что я творю, помилуй меня Отец? Эмоции, нафс человеческий затуманили мой разум, и я все забыл. С моими эмоциями сегодня вообще происходило что-то странное, они казались мне чужими, я сам себе казался чужим — будто незнакомцем.
Вот почему я был таким храбрым сегодня утром, будто это не я действовал и сражался с убийцами, а незнакомец.
Но теперь я вспомнил и осознал себя полным дураком — зачем я тут разнылся, если я умею не только призывать силу джинна, но и изгонять джиннов?
Я ведь уже делал это — я прогнал джинна из мальчика Эльсида, я прогнал кусочек джинна из его сестры Фатимы. А значит — я могу прогнать джинна и из Муаммара, я могу исцелить парня и поправить нанесенный мною вред!
Я выскочил из скальной расщелины, где я сидел, стремительно, как вспугнутый горный козёл. И бросился бегом через долину — следом за моими братьями. Они еще не могли уйти далеко, они идут медленно, ведь Муаммар очень тяжел, а они его тащат.
Я успею. Я должен успеть и должен сделать положенное! А иначе — Муаммар умрет, а я стану убийцей и буду гореть в аду.
Я на самом деле нагнал моих братьев очень быстро — они стояли на горной тропе. Именно стояли. Муаммар лежал на тропе, прислоненный к валуну, а Бурхан и Заки просто смотрели на него. Губы Бурхана двигались, он читал молитву… Похоже, что отходную молитву, он молился о душе Муаммара, чтобы Отец Света помиловал его и направил в Рай.
Нет!
— Что с ним, что? — закричал я еще издали, и горное эхо разнесло мой отчаянный крик по скалам.
— Он умер, — крикнул мне в ответ Бурхан.
Я подбежал к братьям, совсем запыхавшийся, и увидел, что это правда. Глаза Муаммара были закрыты, жар от парня больше не шёл. Муаммар отправился к Отцу.
Но я уже не мог остановиться. Я должен его вылечить, должен… На самого Муаммара мне было в тот момент плевать, он не был мне другом, он утром хотел меня убить, а потом говорил мне очень страшные слова, желая меня ранить. Но ведь если он умер — то грех на мне.
Я заботился о себе, а не о Муаммаре. Я сознавал, что это наверное неправильно, но что я мог с собой поделать? Зло поселилось в моем сердце, я ощущал себя нечистым, грязным.
Мне вспомнилось, что мне кричала одержимая джинном Фатима.
«Плохой! Жадный! Грязный! ЧЕРНЫЙ!»
Так мне сказал джинн устами бесноватой девочки. Джинн был прав.
А еще мне вспомнился мой обычный сон, который мучил меня все последние дни — свирепый ветер, падение в пропасть…
Я упал рядом с Муаммаром на колени, я положил правую руку ему на голову, а левую на сердце.
— Заткните ваши уши, братья! — приказал я Заки и Бурхану, — Я буду твердить сейчас имя джинна. Правоверному слышать такое — никакой надобности.
— Он умер, — повторил на это Бурхан, — Толку не будет. Он ушёл.
Но я больше не обращал на Бурхана никакого внимания, и тот покорно заткнул уши. Заки в великом страхе сделал это еще раньше.
— Алькки-ШЕККИ, — провозгласил я имя джинна, — Волей Отца Света — я изгоняю тебя. Уйди из этого человека, оставь Муаммара!
Ничего не произошло. Вообще ничего. Никакие черные частицы из тела Муаммара наружу не полетели, мертвец не шевельнулся.
— Алькки-ШЕККИ, уходи! Войди в мое тело, возьми меня. Оставь Муаммара! Оставь, оставь, оставь…
Ничего.
Я ощутил себя совсем беспомощным.
Где-то далеко наверху в скалах закричали молодые орлята…
— Он умер, Ила, — уже в третий раз повторил Бурхан, — Если в нем и был джинн — то он теперь ушёл. Разве джинны живут в мертвецах?
— Нет, не умер!
— Умер. На моих глазах. И ты ничем не сможешь ему помочь. Воскрешать мертвецов умеет одна принцесса Зиш-Алис. Но её здесь нет, Ила.
— Неправда! Еще Литах, которой поклоняются на Западе, умела воскрешать мертвецов, я читал!
— Это варварские сказки. Да и вероотступницы Литах тут тоже с нами нет. И ты — не Литах, не принцесса и не Всевышний, Ила. Он умер. И ты не сможешь ничем ему помочь.
Я смотрел на Муаммара и понимал, что Бурхан прав. На лице Муаммара лежала печать смерти. Это уже был не человек, а просто тело, мертвец.
Неинтересный даже джинну, тут уже некого было изгонять.
— Я приведу коня, — сказал Бурхан, — Нужно похоронить Муаммара, отнести его на монастырское кладбище.
— Нет! Я сам его потащу!
— Ты не дотащишь, Ила. Кладбище далеко, оно внизу, в другую сторону от родника.
— Нет, я потащу.
И я стал взваливать себе на плечи тело Муаммара.
Его нужно было обязательно похоронить до заката, ибо наш народ не оставляет мертвецов не погребенными больше суток — так велит святая Преждесотворенная.
— Ты пойдешь со мной, Бурхан, покажешь мне дорогу к кладбищу.
— Тогда позволь мне помочь тебе нести покойника, Ила…
— Нет! Я сам понесу, я же сказал. Заки, а ты бери наши корзины с травами и возвращайся в монастырь.
Ни я, ни Муаммар никаких трав, конечно, не собрали. А вот Бурхан с Заки что-то успели найти — совсем немного…
Заки мой приказ пришелся очень сильно не по вкусу.
— Ила, а как я пойду один по горам? Я же заблужусь, а если разбойники…
— Заки прав, — отрезал Бурхан, — По этим горам в одиночку не ходят.
— Ладно. Пусть тогда берет корзину Муаммара и идет с нами. А ты, Бурхан, возьми мою корзину.
Заки сбегал в долину за нашими корзинами, а потом мы пустились в путь.
Шли мы очень медленно, я не мог тащить Муаммара быстро. Очень скоро все тело у меня разболелось, спину ломило, я начал шататься, спотыкаться…
Мы еще даже не дошли до пологих скал, где кончалась тропа — а я уже бросил мою ношу и обессиленный рухнул на землю.
Я хлебнул воды, но сил мне это не прибавило. Всё. Мой дух жаждал искупления моих грехов, но тело служить отказывалось. «Дух беспределен, а тело слабо» — как писано в святой Преждесотворенной.
— Ты не дойдешь, — спокойно сказал Бурхан, — И никто бы не дошёл. Нам нужно возвращаться в монастырь, Ила.
Возвращаться в монастырь? Эта мысль вдруг обожгла меня ужасом. А что я скажу там, в монастыре? Что я убил очередного мюрида? И что со мной после этого
