Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна

Осталось только понять, как именно. Значит, не скажешь. Марцель подцепил кусок лазаньи. От тарелки потянулась тонкая сырная ниточка, как паутина. Шелтон усмехнулся, накрутил её на свою вилку и утащил к себе на тарелку. — Пока нет. — Терпение, Шванг, терпение. И не забудь, тебя еще сегодня ждет работа.

Обижаться на это было глупо, но Марцель все равно обиделся. Шелтон загрузил посуду в машинку, выставил режим и ушел наверх, отсыпаться. Марцель еще некоторое время посидел на кухне, пялись в окно, на клуш кудахчущих о своем, о женском, на ребенка, вычерчивающего прутиком в пыли алфавит, на черную желтоглазую кошку, пригревшуюся на солнышке. Вскоре, со второго этажа, досмотрев очередную серию похождений Доны Симоны и Дона Игнасио, спустилась Гретта.

Марцель выклинчил у нее кружку горячего шоколада, в практике ради покопался в поверхностных мыслях и сбежал на улицу, курить и искать рут. Какая музыка играет для тебя сегодня, а? Рыжая. Перед тем, как идти за четыре километра к секретным качелям рут, Марцель на всякий случай наведался в монастырь. Во дворе отчетливо несло горелым.

Сестра Анхелика подремывала на скамье под деревом, а других монахинь видно не было. — Привет! — широко улыбнулся Марцель, плюхаясь рядом с сестрой Анхеликой. — У вас тут ночью заварушка была, да? — Горело опять, — вздохнула монахиня, глядя в небо, и небо отражалось в ее прозрачных глазах и мыслях, как в спокойном озере. Голубой свет, белесая дымка облаков и бесконечность. «Здесь часто что-то горит, наверное, из-за молний».

«А статистика говорит, что 90% пожаров происходят из-за людей», — наябедничал Марцель, слегка переврав исходную фразу. На самом деле, так говорила не статистика, которой телепат никогда не интересовался, а Шелтон. Сестра Анхелика зябко передернула плечами, кутаясь в черный платок. «Как знать. Вчера к нам кто-то приходил вечером. Я видела его у ворот, но толком не разглядела. «Глаза уже не те».

«Видели?», — Марцель встрепенулся. Замечание Анхелики показалось очень важным, едва ли не той самой недостающей деталью, без которой не работает механизм. Облако задело краем солнечный диск, и тени шарахнулись по земле. «А во сколько?», — он осторожно накрыл рукой сухие пальцы Анхелики, настраиваясь на контакт. Синеватый сумрак, акварельное небо, ворота черные, жутковато.

И прямо под аркой, ближе к правому краю, человек в коричневом плаще и шляпе в стиле итальянских гангстеров. При взгляде на него сердце замирает. Узнавание «почти». Марцель выдохнул сквозь зубы и отодвинулся. Воспоминание было как старый фильм, увиденный сквозь запотевшее стекло. Цвета сохраняются, а форма искажена. Глаза у сестры Анхелики действительно уже никуда не годились.

После вечерней службы. — Это был ваш знакомый? — прямо спросил Марцель, но монахиня только покачнула головой. — Кто знает. Раньше приходил один человек, и часто, но теперь я его только по воскресеньям на службе вижу, и то не всегда. Старость и нерадость. — А где твой друг? — неожиданно спросила она, и Марцель честно ответил.

Спит. Он вчера сюда примчался как укушенный, боялся, что его драгоценная кирпичная готика пострадает, — соврал Марцель. — Теперь вот дрыхнет. А ваши тоже спят после ночного переполоха? — Почти все, — подтвердила монахиня и опять вздохнула. Молодой пастор вот пошел прогуляться по городу, посмотреть на прихожан. Сестра Мартина гуляет у реки, да и сестра Рут ушла.

Она всегда днем уходит. — Вот я и узнал, что хотел. — Ясно. Ну, рад был поболтать. Марцель соскочил в славке и отвесил сестре Анхелике поклон. — Пойду за сигаретами. Надо же мне поторопить молодой организм с утра пораньше. — Да какое уж утро! — рассмеялась монахиня и махнула рукой. — Иди, Марцель, возвращайся только. — А куда я денусь?

Округлил глаза телепат и хмыкнул, а потом спохватился. — Да, кстати, а что за пастор-то? — Совсем еще мальчик, — рассеянно ответила сестра Анхелика. Даша представился — Александр Декстер, а не как по обычаю. — Ну, привыкните, — обудрил её Марцель и подмигнул. — А пару раз назовёте его отцом Александром, и он тоже привыкнет.

Молодёжь надо воспитывать, по себе знаю. Сестра Анхелика рассмеялась. — Ой, ты забавник. Погоди, вот Рут вернётся, то-то я ей расскажу. Повеселеет. — Ага, бывайте. Марсель развернулся на пятках и в припрыжку побежал к воротам, а потом вниз по улице. Выдохся он уже минут через пятнадцать, сказалось вчерашнее купание в реке. Да и дорога к качелям на холме вспоминалась не так хорошо, как хотелось бы.

Поплутав немного по окраинам, Марсель нашел ту самую тропинку через поле и зашагал по ней уже не спеша. Вдали за городом проехал поезд, сияющий металлом змеёныш, скользящий по ниточке рельсов, и на несколько минут замеру платформы. Марцель все инстинктивно ждал, когда же он обовьется кольцом вокруг здания вокзала, но потом поймал себя на этой мысли и фыркнул. А тревожное чувство осталось. Оно немного напоминало комариный укус.

Чем больше думаешь о нем, тем сильнее чешется. Так нарастал и телепатический зуд, свербеж между лопатками, как от пристального взгляда в спину, или красной точки лазерного прицела. Когда окраины Хафельберга остались в двух километрах позади, игнорировать это чувство было уже невозможно. Марцель нервно оглянулся, никого, прислушался, но молчал и город, и телепатический эфир.

Паранойя, — пробормотал Марцель, пиная на ходу камешек на тропе. — Все телепаты страдают паранойей. Через две с половиной минуты он сильно пожалел, что утопил свой мобильник в Хафеле. «Чёрт, Шелтон, ты же меня прибьёшь, если я вернусь ни с чем, да?» Марцель выдохнул медленно и расправил плечи, стараясь выглядеть расслабленным. Первое правило, если заметил слежку, не дай им понять, что ты её заметил.

В конце концов, это и правда может быть паранойя. Шелтон говорил, что на способности Марцеля влияет адреналин. Именно поэтому в стрессовой ситуации телепаты обычно ещё больше себя накручивают. Город, это называлась реакция типа «бей или беги», стоило по-настоящему испугаться, и естественные рамки ограничения слетали ненужной шелухой. Марцель начинал по-настоящему слышать, как в старые времена.

Только что город тихо шуршал на границе сознания, как мышь под полом, сердце колотилось все сильнее, будто в забеге на стометровку. Тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук-тук-тук, и с каждым его сокращением шум становился громче, как будто комкают в кулаке фантик от конфеты, как будто сыпают в деревянную коробку шахматы, как будто неразборчиво бубнит телевизор за стенкой в доме с тонкими перекрытиями.

Далеко впереди звучала музыка, тревожные органные переливы, утробный барабанный рокот и флейта, мелодия кошмара. А позади, отставая на полтора километра, за Марцелем кто-то шел, и его мысли были тусклыми и невзрачными, как блеска ржавой бритвы в мокром песке у моря. — Возвращаться нельзя. Марцель подумал, что так, наверное, чувствовала себя Даниэла Ройтер, когда поднималась выше и выше в горы.

Мелодия захлебнулась. Флейта на мгновение перекрыла остальные инструменты, и Марцеля вдруг озарило. — Кто бы это ни был, он, возможно, не станет нападать на меня в присутствии Рут. И вообще, она наверняка знает кучу коротких троп к городу, значит, выберемся. Марцель стиснул зубы и ускорил шаг. Еще через километр стало ясно, что тот позади догоняет. Солнце спряталось за седое облако, но легче не стало. Футболка стала мокрая от пота. Правда, и музыка Рут звучала ближе.

Кажется, только руку протяни и дотронешься до призрачных инструментов. Шепот ржавого разума за спиной двоился, как в горячке. — Я ведь успею, да? На опушку Марцель выскочил задыхаясь. Рут испуганно отшатнулась, едва не упав с качелей, выронила книжку, и он заполошно вскинул руки. — Спокойно, спокойно, это я, то есть… Рут, тут короткая дорога есть, нужно в город к людям, срочно, и тебе, и мне, за мной кто-то идёт с нехорошими намерениями.

Рут вскрикнула испуганно и тут же зажала себе рот ладонями. В её сознании вспыхнуло что-то, огонь, взрыв, и музыка оборвалась. Марцель на секунду застыл, оглушенный тишиной, а потом нервно обернулся. Преследователь. Преследователи были уже метрах в трехстах.