Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Я возложил на мальчика руки, правую — ему на голову, левую — на сердце.
— Я готов, джинн. Я готов тебя накормить собой. Приди!
Эльсида всего затрясло, его зубы застучали друг о друга, а шёпот в углах пещеры, который раньше казался мне бессмыслицей, вдруг сложился в слоги джахарийского языка:
— Аль! Кки! Ше! Аль! Кки! Ше!
Будто хор каких-то потусторонних говорящих насекомых твердил эти слоги в странной и жуткой молитве…
А потом слоги сами собой сложились у меня в голове в имя — «Алькки-ШЕККИ». И одновременно с этим Эльсид вскочил со своей верблюжьей подстилки, одной рукой он вцепился мне в горло и начал душить, а другой — схватил мой кинжал.
Я едва верил своим глазам и чувствам — это было совершенно невозможно. Вот этот десятилетний ребенок, который весит раза в два меньше меня, ккоторый ничего не ел уже много дней, который умирал — он схватил меня такой хваткой, которой наверное хватает человека мускулистый сельский кузнец.
Во взгляде Эльсида теперь не было ничего человеческого, а лишь одна чистая звериная ярость. Так смотрит загнанный шакал, прежде чем бросится на человека, так смотрит пёс, больной бешенством.
— Передвигать! — оглушительно громко вскричал Эльсид, — Передвигать! Нет!
За деревянной перегородкой раздались испуганные крики женщин, Эльсид, продолжая душить меня, стремительно ткнул кинжалом в сторону моего живота, но я перехватил его руку.
— Я знаю твое имя, джинн, — прохрипел я, — Ты — Алькки-ШЕККИ. Именем Отца Света — уйди!
А потом я увидел тьму — она шла из Эльсида. Сперва я подумал, что это мухи, но это были не мухи, не насекомые, а какие-то очень маленькие черные частицы непонятной формы — они полезли изо рта мальчика, из его носа, из ушей…
Они жужжали и звенели одновременно. Они вместе хором повторяли имя:
— Алькки-ШЕККИ. Алькки-ШЕККИ…
Эльсид отпустил меня, выронил кинжал. Мальчика согнуло пополам и стошнило — теми же черными частицами. И из зада у него полезли они же, их теперь было целое облако, вся пещера утонула в них.
Но уже через миг частицы начали исчезать, развоплощаться. Это было похоже на то, как гаснет горящий пепел, поднятый ветром из костра. Частицы вспыхивали золотистым светом и исчезали, одна за другой. Еще несколько мгновений — и ни одной не осталось, погасла последняя из них.
В пещере сразу же стало холоднее, стало легче дышать, будто сюда ворвался порыв свежего ветра и выдул всю нечисть прочь. И странные шорохи и шёпоты, что я слышал раньше в углах жилища, замолкли навсегда. И воздух в углах тоже больше не плясал.
Джинн ушёл. Или умер. Или перешёл в меня — я не знал этого, я ничего особенного не ощущал, кроме смертельной усталости.
Обессиленный Эльсид повалился на свою верблюжью подстилку. А из-за деревянной перегородки выбежала Зейнаб, уже успевшая надеть свою чадру. Фатима тоже выглянула из-за перегородки, но выйти боялась.
— Мама… — пробормотал Эльсид, глядя на Зейнаб.
Взгляд у него был испуганным и утомленным, но теперь — вполне человеческим.
— Сынок! — женщина бросилась к сыну и обняла его.
— Мама, что случилось? Я хочу есть… — слабо произнес Эльсид, — И рука очень болит.
Рука у мальчика была согнута в неестественном положении.
— Ты сломал себе руку, когда душил меня, — сказал я Эльсиду, — Кости не выдержали нагрузки. Но это ничего, заживет.
Зейнаб рыдала:
— Он здоров? Мой сын теперь здоров? Да благословит тебя Отец Света, добрый человек! Ты вернул жизнь не только моему сыну, но и мне, и всей нашей семье! Ибо я не пережила бы смерти единственного сына.
— Да, — сказал я, а потом упал без сил и тут же уснул.
На этот раз я спал без снов. Уже на следующий день я узнал, что на крики прибежали мужчины и перенесли меня спящего в дом старейшины. Там я проспал почти целые сутки — до утра следующего дня, и шейх запретил меня будить.
Когда я наконец проснулся — выяснилось, что оставшиеся в оазисе верблюды перестали кричать и кусаться, звери успокоились, и даже одна кошка вернулась с гор, куда она сбежала от джинна. А Эльсид совсем ничего не помнил — ни своей болезни, ни того, как он заболел. Он говорил, что просто охотился на ящериц в Долине Крови, а потом вдруг пришла темнота.
Рука у него на самом деле была сломана, но шейх исцелил её одним чудотворным прикосновением. Мальчик очень много ел, его мучил сильный голод, однако толком поблагодарить меня он не успел. Стоило мне проснуться и узнать новости, как шейх уже распорядился продолжить наш путь.
Глава 20: Как был очищен Аль-Мутавахиш
Проводить нас в дорогу вышел весь оазис — все обитатели Аль-Мутавахиша. Люди смеялись от радости, дарили нам разные подарки, благословляли нас и призывали на нас благодать Отца Света, целовали нам руки — не только шейху, но и мне. Мне это было странно, непривычно. Свою руку я женщинам, конечно, для поцелуя не дал, только мужчинам и детям. И даже Садат, кажется, теперь смотрел на меня с уважением.
Но мои мысли были сейчас заняты другим. Я все думал о том, что произошло ночью в пещере. Я теперь понимал, что я каким-то образом интуитивно, сердцем, а не умом, собрал три слога имени джинна, мучившего мальчика. Первый слог «аль» мне подсказал шейх. Второй слог «кки» я увидел во сне. А третий слог мне почему-то раскрыл устами одержимого мальчика сам джинн, и это был слог «ше». А вот собрать воедино все три слога, сложить из них правильное имя джинна мне мог помочь только Отец Света и больше никто. И так, узнав имя джинна, я обрел над ним власть.
Еще я вдруг вспомнил, что мне напомнили те черные частицы, которые лезли из всех щелей тела одержимого — моя мама, когда она обратилась в темный вихрь, кажется, состояла точно из таких же частиц. Выходит, что так выглядит истинное тело джинна? Я не знал этого. Тысячи вопросов терзали мой ум, но ответов не было, а шейх ничего мне так и не объяснил, хотя я ждал этого — после того, как я спас мальчика от смерти, а оазис — от зловредного джинна. Я рассчитывал на награду, рассчитывал на ответы, но шейх был теперь ласков со мной, и только. Он так ничего нового мне и не рассказал.
Погруженный в свои думы, я выехал вслед за шейхом в бурую каменную пустыню и только тут заметил,
