Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
За всю ночь мы с ним не обменялись ни единым словом, хотя ночевали в одной комнате в доме городского головы, и никто из нас так и не уснул.
В положенный час ночи я помолился — повернувшись в сторону окна, где были видны звезды — самый яркий источник Света Отца на тот момент. Но Садат не разделил со мной молитвы, даже не встал с циновки.
А на рассвете к нам пришел шейх, и теперь совершить молитву потребовал уже он.
— Помолимся Отцу Света. Ты тоже, Садат.
— Я не буду, — буркнул Садат.
— Тогда я оставлю тебя здесь и позволю горожанам побить тебя камнями. Выбирай.
— Пусть побивают.
— Вчера на площади твоя дерзость была храбростью, — сурово произнес шейх, — Но сейчас — лишь глупое детское упрямство. Не путай одно с другим, Садат. А впрочем делай что хочешь. Отец Света каждому человеку дает свободу выбора.
И мы с шейхом приступили к молитве, Садат нехотя присоединился к нам. Он говорил положенные слова, он даже повернулся в сторону восходящего солнца, как и мы с шейхом, но молитва его была явно не искренней. Он просто повторял слова, как ученый попугай.
Однако шейх ничего больше Садату не сказал.
Шейх еще вчера подарил наших верблюдов одному бедному крестьянину, который привел на площадь свою больную дочь, и шейх исцелил девочку. Вместо верблюдов шейх купил нам четырех лошадей. По лошади каждому, да еще одна лошадь, чтобы везти припасы.
Увидев лошадей, я пришел в смятение.
— Но, шейх, я не умею ездить на коне…
— Это старая ученая кобыла, — шейх указал мне на бурую лошадь, — Она сама тебя понесет, и ты быстро научишься. Не бойся, Ила. Всё когда-то бывает в первый раз. Мы уже почти на месте, так что торопится нам некуда. Мы поедем медленно.
Мы покинули гостеприимный городок, и поехали дальше вдоль гор — в полном молчании. Только шейх молчал от мудрости, Садат — от злости, а я — от неопытности в беседах и из покорности шейху.
Ехать на кобыле было с непривычки очень неудобно. У меня затекли спина и зад, потому что сидеть на лошади — совсем не то, что на верблюде. Но с другой стороны, шейх не соврал, нрав у кобылы был гораздо мягче, чем у любого самого смирного верблюда. Кобыла не плевалась, не пыталась кусаться, меня даже не раскачивало при езде, что было очень непривычно. Ибо на верблюде ты раскачиваешься постоянно и должен менять положение тела, чтобы не упасть.
Еще не настало время дневной молитвы, а я уже понял, почему шейх подарил наших верблюдов и купил коней — мы теперь ехали в горы, а около полудня — стали подниматься по каменной тропе, зажатой со всех сторон скалами. Тропа была узкой, извилистой, крутой. Тут ни один верблюд не пройдет, это было ясно. Мне подумалось, что наверняка тайная обитель шейха находится где-то высоко в горах, под самыми облаками…
Мы остановились для дневной молитвы прямо на горной тропе, и вот тут Садат наконец не выдержал.
— Между прочим, — хрипло произнес он, — Ты купил меня, как раба, старик. Заплатил за меня золотом. Хотя рабство в твоих землях вроде бы запрещено. Ты сам его запретил, еще двести лет тому назад. Так говорят люди!
— Верно, — спокойно кивнул шейх, доставая свой молитвенный коврик, — Человек — не скотина. Грешно покупать и продавать людей, грешно заставлять других трудиться против их воли. Отец Света всех людей сотворил свободными.
— Хах, — хмыкнул Садат, — А как же ты тогда купил меня, старик? Нарушил свой собственный закон, да?
— Я купил тебя, потому что иначе было нельзя, — ответил шейх, все также спокойно, раскатывая молитвенный коврик, — Ты очень сильно разозлил горожан своими речами, Садат. Если бы я не забрал тебя — они бы тебя растерзали на месте. Если бы я отпустил тебя — то же самое. Такова природа человеческая, такова сила страсти. И люди слишком легко путают страсть и праведный гнев. А ведь это — не одно и то же. Так что я был вынужден сделать вид, что выкупаю тебя, как раба. Чтобы люди видели, что ты несешь наказание. Это охладило их гнев, и они позволили мне забрать тебя.
— Забрать зачем? — удивился Садат, — Зачем же ты забрал меня, если не хочешь сделать своим рабом?
— Мне не нужны рабы, я сам раб Божий, — ответил старец, — Так что ты свободен, Садат. Можешь идти, куда пожелаешь. Ила, дай ему золота. И пусть уходит. У меня к тебе лишь одна просьба, Садат. Помолись с нами. Не гневи Отца Света сверх меры.
После этого мы приступили к молитве. Садат молился с нами и после молитвы никуда не ушёл.
Мы сделали еще одну остановку — на обед, а потом двинулись дальше по горной тропе, снова все вместе. Садат опять погрузился в молчание, он явно был удивлен всем происходящим.
Тропа кончилась, и теперь мы ехали по каменной горной долине, зажатой между скал и поросшей каким-то неизвестным мне растением с зелеными и жесткими листьями странной формы.
— Ты хочешь мне что-то сказать, Садат, — наконец произнес шейх.
Это был не вопрос, а утверждение.
— Хочу, — признал Садат, — Вот только сам не знаю что. Я просто не понимаю.
— Чего не понимаешь? — удивился шейх, — Я же сказал. Если хочешь оставить меня и моего мюрида Илу — забирай коня и часть припасов, и уезжай. Я даже дам тебе с собой золота. Могу даже дать кинжал.
Садат нахмурился:
— Я просто думаю, что это какая-то уловка… Я же ругал тебя, старик, я проклинал тебя! И ты меня вот так просто отпустишь?
— Конечно, — кивнул шейх, — Никаких уловок. Я же сказал. Ила, дай ему золота. И воды, и пищи.
Я попытался остановить мою кобылу, но с непривычки так сильно дернул поводья, что бедная тварь перепугалась и захрипела. А поводья я сильно дернул по той причине, что раньше я дергал их слабо, как дергают поводья верблюда, но кобыла, как оказалось, на слабые рывки вообще не реагирует.
— Не мучай попусту лошадку, Ила, — усмехнулся Садат, — Я никуда не ухожу. Я остаюсь…
Еще некоторое время мы ехали в молчании. Садат явно мучился, собирался с мыслями. И шейх не торопил его. Наконец Садат произнес скороговоркой:
— Я хочу стать шаэлем, шейх. Хочу стать твоим учеником, твоим мюридом.
— Зачем? — спокойно спросил шейх.
— Я… Я хотел бы стать великим воином. И наказать горцев, уничтоживших мое родное
