Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Ветер стих. Они убежали от ветра, ревущего в щелях грозового кольца. Не дались урагану. Снова.
Круглое небо казалось крышкой колодца, которую выкрасили с изнанки в издевательский голубой цвет. Мизинец увидел перышки облаков, прилипшие к свежей краске, и подумал:
«Дракон».
3
Через час перешли на быстрый шаг.
Теперь они не убегали от Стены глаза урагана, а нагоняли ее противоположную сторону. Чтобы получить фору. Чтобы передохнуть.
Ах да, глаз урагана. Глаз монстра. Глаз дракона… Да-да, Оз им все разжевал.
Глаз урагана был трубой в центре злобного черного сгустка. Или воронкой, которая расширялась кверху в обманчиво-голубое небо. В эпицентре урагана было относительно безветренно, сухо и тепло. Глаз окаймляла круглая морщинистая Стена из ветра, грязи и грозовых облаков — беснующийся водоворот. По Стене струились каскады холодного воздуха.
Ураган двигался. Медленно (иначе они не поспели бы за ним, не смогли бы удержаться в его глазу), но неотвратимо. Неспешность урагана и тридцатикилометровый, по прикидкам Оза, диаметр глаза давали шанс. Размеренного бега хватало, чтобы вдвое перекрыть скорость стихии, получить тот самый задел для отдыха, поиска воды и пищи.
Мизинец шагал за Русей, светловолосым парнем с тяжелым вещмешком. Руся снял его с дерева вчера. Каждый попутчик что-то да нес, у всех были сумки и рюкзаки, но у Руси — самый четкий, настоящий, армейский. Набитый под завязку. «Тяжело ему, наверное», — подумал Мизинец, но все равно не отказался бы от такого же рюкзака цвета хаки, с клапаном и затягивающимися лямками. Руся нес бутылки с минеральной водой и соком (все халявное, главное — успеть найти); водопроводная вода, как сказал Оз, была опасна: ураган мог подмешать в нее всякую химию и грязь.
А еще Оз сравнил ураган с тепловым двигателем, который завелся над океаном и продолжал грохотать над сушей. Опустошал города и поселки. Но когда-нибудь он замедлится и заглохнет. Перестанет производить ветер. Когда-нибудь…
И тогда они смогут остановиться. Остановиться больше чем на несколько часов.
Но как долго они выдержат такой темп?
На перекрестке лежал рекламный щит. Смурф расстегнул ширинку и стал отливать на лицо ведущей новостей. Мизинец крикнул тем, кто шел впереди, чтобы подождали.
— Куда дальше? — спросил Зиппо.
Оз сверился с компасом, потом посмотрел на небо — туда, где изгибался край воронки.
— Карту открой, — сказал Даник.
— Не надо. Сюда.
Они свернули, но через квартал снова легли на прежний курс: улица шла параллельно проспекту. Кляп ухнул, толкнул Мизинца в бок и показал на перевернутую моторную лодку, приваленную ветками и листом кровельной стали.
— Далеко унесло, — сказал Кляп.
— Может, из магазина.
— Не похожа на новенькую.
— Ты гений. Ее попользовал ураган.
Кляп смущенно улыбнулся: согласен, ступил.
Металлический хребет лодки сверкал на солнце.
В бесконечном движении был один плюс. Почти некогда думать. Почти некогда бояться. Почти.
— Знаете, что я в статусе напишу, когда все закончится? — сказал Руся.
— Что? — спросил Даник.
Руся расправил плечи и выпятил грудь. Длинная челка упала на глаз, он смахнул ее набок.
— «Убежал от урагана».
— А знаете, что у меня сейчас написано? — сказал Зиппо.
— «Киноушлепок»? — предположил Смурф, сражаясь попутно с заклинившей ширинкой.
— Нет, — смутился Зиппо, словно услышал что-то непонятное. — «Все, что вам надо знать про меня, есть в сериале „Во все тяжкие“».
Смурф закатил глаза:
— А я что базарю: киноушлепок.
Мизинец переглянулся с Кляпом. Воспринимать Зиппо всерьез было трудно, но этот остроносый, лобастый парень, получивший погоняло из-за «золотой» зажигалки «Зиппо», которой постоянно светил перед товарищами, нравился Мизинцу.
Дорога вильнула вправо — парни свернули, Оз дал добро — и пошла вдоль железнодорожных путей, шестью рядами уходящих в обе стороны. Впереди замаячил разрушенный мост. Огрызки бетонных опор. Уцелевший лестничный марш, ведущий в пустоту. Ржавые перила торчали вразнобой; было в этом что-то от невозможной лестницы со знаменитого рисунка Эшера.
Мизинец взобрался на лестницу, чтобы посмотреть на город, сквозь который они пробежали-прошли.
— Серый, осторожно! — крикнул снизу Кляп.
Ничего, кроме битых окон и растрескавшихся стен. Вот если бы он взобрался на холм или гору… то что? Увидел бы больше битых окон и растрескавшихся стен?
Над руинами плыл серый туман — дым и пыль. Город был мертв. Его сжег дракон.
Мизинец спустился и зашагал за группой. Рядом шел Кляп.
На железнодорожные насыпи намыло древесные корни и доски. Братья Ежевикины задымили; найденные сигареты, высохшие до коричневого оттенка, разваливались в пальцах. Смурф взял у них пачку и тоже закурил. Зиппо услужливо поднес зажигалку. Мизинец подумал, что если бы она и вправду была золотой, то недолго бы задержалась у Зиппо.
— Где надыбал? — спросил брат-два.
— У отца спер, — сказал Зиппо. — У него целая коллекция!
— А кем батя работает?
— Возит дядьку одного важного.
— Когда выберемся, пригласишь в гости? — сощурился Смурф.
— А что! Фильмы крутые глянем. У меня домашний кинотеатр.
— Ага, фильмы. И пообнимаемся. — Смурф сплюнул бычок и обогнал Зиппо.
Они прошли под другим железнодорожным мостом (уцелел! выстоял!), ржавые перила которого согнуло к земле. Слева потянулась полоса леса. Вернее, бурелома. Мизинец как-то читал книжку про испытания водородной бомбы в СССР, которые замутил маршал Жуков. Рванули бомбу над каким-то полигоном. Вековой лес положило, как спички. Пустые танки оплавились, стволы скрутились в узлы. Овцы запеклись в окопах, у животных вытекли глаза. А мужики из соседней деревни стали импотентами. Мизинец считал Жукова уродом.
Похоже, лес горел, но ураган потушил пожар. Ураган дал, ураган взял. Лежали обуглившиеся деревья. В небо тянулись жиденькие струйки дыма.
Они прошли мимо грузовых вагонов, которые сбросило с колеи и вдавило в бурелом. Ветер повалил большинство опор воздушных линий: столбы и провода сплелись в причудливые узоры, клубки проволоки, в которой запутались невидимые великаны.
Парни снова побежали навстречу Стене. От Стены — к Стене. У Мизинца крутило живот, но он терпел: скоро привал. Кастрированная «ночевка».
Город — очередной город-призрак — остался позади.
4
У железнодорожного переезда ураган опрокинул фуру с апельсинами, из разбитого лобового стекла торчала нога в пыльном ботинке. Мизинец долго смотрел на этот ботинок, в голове крутилось дикое: «Наверное, он крепко завязал шнурки». Хорошо, что стекло растрескалось, перестало пропускать свет и взгляд.
— Как в «Крестном отце», — сказал Зиппо. — Когда душили мужа сестры Аль Пачино.
К подошве ботинка прилипла жвачка. Мизинец зажмурился. Открыл глаза. Жвачка не исчезла. Так было нечестно. Без нее все могло оставаться вымыслом, игрой воображения. Жвачка делала картину реальной.
Апельсины рассыпались по траве, будто шарики в детской игровой комнате. Двери кузова висели под неестественным углом, но
