Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова
Принцесса спустилась вниз и сразу же наткнулась на старую воеводиху, взгромоздившуюся на плоский камень; она сошла бы за исполинскую черную тюлениху, если бы не выжимала мокрые длинные космы. Девушка разом забыла о собственных бедах.
– Паянна, тебя что, наши шутники искупали? Нашли время и, главное, погоду! Да на тебе и платье все мокрое – смотри, простудишься…
– Держи карман – искупали; не нашлось еще таковских шутников, чтоб меня в воду кунать, – как-то подозрительно равнодушно отмахнулась Паянна. – Сама я бошку намылила, чтобы часом не завшиветь. А тут…
Похоже, бывалой воеводихе было зазорно признаваться в какой-то несуразице. Но Гуен с душераздирающим воплем снова пронеслась перед ними, задев крылом стылую чернильную воду.
– Говори, в чем дело, – велела принцесса.
– Да и незнамо что… То ль волна была аспидная с пробелью, то ль водоросль всплыла, но будто помстилось мне, что поднялось из воды чудище страховидное, мастью чернопегое, в аккурат как теи кости крапчатые, чо мы в море покидали. Зыркнуло на меня глазом лихим, худодейным, выю-то ко мне потянуло, усы на загривке встопорщило – тут я враз сомлела и в воду-то и бултыхнулась.
Речь старой воеводихи лилась напевно и не без украшательств, словно она байку пересказывала, а не докладывала о происшествии, из ряда вон выходящем. Но мону Сэниа смутило только одно: никто и никогда не слыхал еще от Паянны, что ей ведом простой человеческий страх.
Да и Гуен – не той породы живность, которой может что-либо «помститься».
– Ладно, разберемся, а пока к морю детишек не пускать, – проговорила принцесса севшим голосом: невыносимая усталость навалилась вместе со зловещей тучей. – Буря надвигается, а на тебе сухой нитки нет. Отправлю-ка я тебя в равнинный замок, там тебе Эрм что-нибудь сменное подберет, пока одежду просушишь. Отоспишься в тепле…
– И-и, не бери в голову, княжна милостивая! К холоду да мокрети я обвыкнута. А уж ежели гадаешь, куда меня лётом в миг переморгнуть, как тое у вас водится, то вели перенесть меня в отцовские хоромы доброго мово Пыметсушки, давненько он меня к себе зазывает. Батюшка евоный занемог, так, может, я в знахарки сгожусь? Там меня и обогреют.
– Воля твоя, – проговорила принцесса с неохотой – не просвещать же прислужницу, что все семейство доблестного дружинника жаждет увидеть у себя не знахарку, а похоронных дел мастера. – Скажи Киху, он в доме у верховного судьи не раз в гостях бывал. Он тебе поможет, я ведь уже велела всем отправлять тебя туда, куда ты пожелаешь, по первому требованию. Только там лишнего не болтай. И к первой луне здесь будь.
Паянна тяжело поднялась с камня, приблизилась к девушке и прямо-таки нависла над нею темной глыбищей.
– А ведь не затем ты, княжна, на берег подалась, чтобы меня обихаживать. Горе, что ль, какое, что так с лица спала?
Мона Сэниа привычно облизнула губы, захолодевшие при одном упоминании о луне, обвела взглядом берег. Пусто.
– Скажи, Паянна, – неожиданно для самой себя торопливо проговорила она, – ты когда-нибудь изменяла мужу?
Паянна свесила головушку на левое плечо. На лице ничего не отразилось – да и что могла выражать черная, точно из эбенового дерева, маска?
– Ты себя со мной, княжна, не ровняй, ты роду государева; испокон веку повелось – что князю дозволено, то смерду подлому и думать не след, – проговорила она после затянувшегося молчания. – А ежели пала на тебя напасть неодолимая, то позабудь обо всем, дай себе волю и натешься вдосталь, но – один раз. Один-единый. А потом убей.
– Паянна!
– Что – Паянна? Ну что – Паянна? Я служу верно, и уж ежели ты ко мне, старухе, за словом вещим приходишь, я по-холопски не отбрехиваюсь, а даю тебе совет, который дорогого стоит. Слезыньками моими он напитан, что проливала я, покуда не уразумела: что блудит мой воевода с девками ссыльными – то пустое, на то он и мужик. Все они таковские, ты это крепко запомни.
Да уж, бесценный был совет. Мона Сэниа уже жалела о своем неуместном любопытстве, но не опускаться же до объяснений, что она имела в виду не себя и уж никак не собственного супруга.
– Не о командоре сейчас речь, – отрезала она высокомерно. – Если он мне изменит…
По-волчьи сверкнули глаза на угольном лике, уставились, не мигая.
– Тогда не быть ему на белом свете.
Потому что скорее зеленая Игуана опустится на дно морское, а солнце начнет светить черным светом…
Но какая-то неестественная, гнетущая тишина повисла над морем. Паянна, запрокинув голову, уже глядела в набухшее бедою небо, и оно, казалось, медленно-медленно падало ей на лицо…
– Да такое просто немыслимо, – отмахнулась принцесса. – Что же до совета твоего… Ты у себя на Тихри про Таиру-Светлячка слыхала? Вот она всегда по своеволию своему поступала, не по разуму. За то и поплатилась двумя жизнями… и своей в придачу.
– Так я ж то и баю: ты – королевна, а она, знать, не по чину замахнулась. Все путем.
Принцесса стиснула зубы – не раз и не два за последнее время ей на ум приходили Юрговы слова: «Что позволено Юпитеру…» И вот, оказывается, то же самое подсказывает логика, взращенная под губительным солнцем ссыльного края.
– Вот что, отправляйся-ка ты лучше в гости…
– Чуть опосля. Ступай-ка за мной.
Мокрая суконная юбка хлопнула по пудовым сапогам, и Паянна, натужно покряхтывая, полезла вверх по склону, усеянному плюшевыми островками песчаного тимьяна. Мона Сэниа недоуменно следовала за ней, стараясь не попасть под неизбежную осыпь.
– Во, и у вас то ж, я нюхом чуяла, – старая воеводиха внезапно остановилась и, гибко извернувшись, выдрала из-под можжевелового куста пучок сизоватой, точно тронутой плесенью зелени; замотала собственным волосом, протянула девушке. – Держи, подрёмник это, а по-вашему – сонь-травенец. Под подушку муженьку положь, только сама-то храпака не задай.
Принцесса, как завороженная, против воли приняла ведовскую травку – умом понимала, что и притрагиваться нельзя, но внезапно одеревеневшие пальцы стиснули влажный пучок, спрятали в складках плаща. Сказка ведь не кончена, на жаркой Невесте следует точно и холодно отдать еще один долг.
– …а утресь вынешь, – прозвучало опять так спокойно и буднично, словно речь шла о просушке сапог.
– Паянна, – медленно проговорила принцесса, – зачем ты это делаешь?
– Сама знаешь, княжна, я служу верно…
– Зачем ты мне служишь?
Черная маска на миг замерла, а затем по ней словно волны побежали; непомерно расширившиеся глаза глядели на девушку изумленно и
