Локки 9. Потомок бога - Евгений Валерьевич Решетов
— Да, знатная битва, — пробормотал я, дернув щекой. — Но путь к свободе всегда лежит через кровь и страдания.
— Городские ворота в той стороне, — проигнорировав мои слова, указала бледной рукой Марена на широкую улицу, вытекающую с площади.
Прямо у входа на неё кипело самое жаркое сражение. Ну ещё бы… Вряд ли мы бы выехали из города по спокойной улочке, застеленной цветами. Я же сам только что говорил про кровь и страдания.
— Надо прорываться, — пробормотал я, крепко держа вожжи. — Здесь все будут против нас.
И мои слова оказались правдой…
Толпа простолюдинов сразу рванула к нам, заметив дворянские гербы. Да и аристократы не отставали. Они решили отнять у нас карету и лошадей, чтобы обзавестись хоть каким-то транспортом. Пришлось отбиваться от всей этой кодлы.
Я вовсю тратил остатки своей маны, а Марена раз за разом выпускала «мёртвый ветер», косящий сразу по несколько нападающих.
Даже Мия стреляла из револьверов, высовываясь из окна кареты. А Древний с безразличием превращал смертных в невесомый прах, который подхватывал и разносил по округе ветер, пропитанный металлическим запахом крови.
— Восстание идёт на удивление кроваво и… сплочённо, — в какой-то миг прохрипела Марена, швырнув атрибут в парочку бродяг с самодельными луками. — Кажется, они готовились к этому давно. Уж больно много оружия у простолюдинов. Возможно, нам просто в очередной раз не повезло оказаться здесь именно в день восстания.
— Ага, — хмуро пробормотал я, не став говорить, что мимоходом поджёг фитиль восстания в лучших традициях Локи, славящегося такими проделками. — Вероятно, этот порабощённый Хаосом мир настроен к нам враждебно и постоянно подкидывает всякие проблемы, чувствуя, что мы, скажем так, инородные для него организмы. Знаешь, так человеческое тело пытается бороться с вирусом, стараясь убить его.
— Хм, какая интересная теория.
— А то, самому нравится, — улыбнулся я и с толикой тревоги посмотрел на показавшихся из проулка простолюдинов с луками и стрелами, обмотанными тряпками, пропитанными чем-то явно горючим.
И моя догадка подтвердилась, когда они подожгли их. А потом эти черти принялись посылать горящие стрелы в нашу сторону. Да так ловко, что им удалось поджечь карету.
Мне пришлось использовать атрибут «холод», чтобы сбить пламя. Карета после этого стала выглядеть совсем не ахти, но всё же скрипя, громыхая колёсами и испуская дым, вырвалась с площади и помчалась к воротам.
Те, к нашему счастью, оказались распахнутыми настежь. А возле них валялись убитые стражники и офицеры. Наши кони пронеслись прямо по ним, разбивая копытами черепа. Карета несколько раз подпрыгнула, переезжая трупы, брызнувшие под давлением кровью.
— Вот мы и выехали из города. Я бы такой поездке поставил максимум две звезды из пяти. А ты как считаешь?
Марена никак не ответила на мой вопрос. Она молча взглянула на ухабистую дорогу, стиснутую полями с пшеницей, поблёскивающей утренней росой в лучах светила, которое уже показалось над горизонтом.
Солнечный свет падал на покрытый джунглями холм, куда и вела дорога. Судя по всему, дальше она петляла через гору к другой оконечности острова, куда мы и направлялись.
И не только мы…
Город в спешке покидали сотни людей, но через другие ворота, однако все они в итоге оказывались на выбранной нами дороге, поскольку она была главной, а все второстепенные вливались в неё.
Потому мы очутились в конце мешанины из оборванных людей, скрипящих повозок, нагруженных скарбом, дворянских карет и всадников. Топот копыт, конское ржание, женский плач, стенания и проклятия оглашали густые джунгли, похожие на зелёный тоннель, через который и шла дорога.
Впрочем, все замолкали и в ужасе шарахались прочь, стоило им увидеть Апофиса, грозно идущего перед нашей каретой. Таким образом мы быстро двигались к началу этой процессии, объезжая кареты и телеги.
К сожалению, в какой-то миг мы упёрлись в пробку. У одной из телег сломалось колесо, и она перегородила дорогу. Впряжённая в неё полудохлая старая кляча с выпирающими рёбрами жалобно ржала, а согбенный старик с юной девицей, похожей на него чертами лица, пытались собрать пожитки, вывалившиеся из перекосившейся телеги.
— Убирай своё корыто с дороги, пока плетей не получил! — прорычал из окна кареты красный от ярости седоусый вельможа, грозя старику кулаком.
— Убирай, собака! — визгливо выпалила из другого окна то ли его молодая жена, то ли дочь.
Вся багровая от гнева, с припухшими от слёз глазами и душой, пожираемой отчаянием, злостью и непониманием того, как так вышло, что им, дворянам, чуть ли не в одном исподнем пришлось бежать из города из-за каких-то вшивых простолюдинов!
— Сейчас-сейчас, господа! Простите меня! Сжальтесь! — прохрипел старик и вместе с внучкой схватил клячу за вожжи.
Они потянули её к обочине, но старая лошадь не смогла утянуть с дороги скособочившуюся телегу на трёх колёсах. Она лишь жалобно ржала и крутила головой.
Казалось бы, что другие простолюдины могли бы помочь старику, но они шли мимо, с каким-то затаённым злорадством глядя на него. Дескать, хоть у кого-то дела идут хуже, чем у них.
— Папа, дай мне револьвер, я сейчас застрелю этого мерзкого выродка! Его уже и так заждались на том свете! — проверещала в карете девица, а затем открыла дверь и высунулась из нее с оружием в бледной тонкой руке, трясущейся от негодования.
Её голубые глаза на миловидном юном лице горели решимостью, белокурые волосы оказались спутанными, а измятое зелёное платье сидело криво, надетое впопыхах. Кажется, у неё из декольте даже выглядывала левая грудь.
— Помилуйте! — упал на колени старик, умоляюще сложив руки.
Его молодая родственница тоже грохнулась на колени и зарыдала, глядя на дворянку жалобными озерами глаз. А та, кажется, до того была объята эмоциями, что даже не понимала, что сделает лишь хуже, если убьет старика… кто тогда будет разбираться с телегой?
Глава 14
Марена равнодушно посмотрела на дворянку с револьвером, дуло которого дрожало, направленное в простолюдинов, умоляюще тянущих к аристократке руки.
— Помилуйте… помилуйте… — в унисон хрипели они, пока остальные простолюдины спешно обходили телегу по обочине, ломая кусты.
— Нет, сука, я не могу так, — пробормотал я и тут же накинул на себя иллюзию
