Гимназистка - Василиса Мельницкая
— Она еще не приглашена. И с радостью примет ваше приглашение, — ответил за меня все тот же Александр Иванович.
Я скрипнула зубами, но парню улыбнулась.
— Полонез ваш, Леонид.
Следующим был княжич Виталий Дворжецкий. После него ко мне подошел граф Владимир Соколов. И Константин Гороженов, без титула. Я никому не отказывала. Улыбалась, записывала имя в книжечку, хотя понимала, что до конца бала мне остаться не позволят. Два, три танца? Прежде, чем император удостоит меня аудиенции.
Пять. Каменную маску на лице Савы Бестужева я получила на десерт, когда в котильоне он стал моим случайным партнером. Мог бы и улыбнуться, а не делать вид, что мы незнакомы.
После котильона за мной и пришли.
— Вас хотят видеть. Следуйте за мной.
Я подхватила Карамельку и отправилась на встречу с императором, запоздало сообразив, что не подготовила относительно вразумительную речь, чтобы выказать ему свои претензии по поводу противозаконного крепостничества. Что ж, буду выкручиваться на месте.
Глава 74
Реверанс я все же изобразила, глубокий и почтительный, исключительно в память о Ларисе Васильевне, которая обучала меня этикету. В том числе, и дворцовому, хотя я тогда не понимала, зачем. И, получается… она знала, что рано или поздно я предстану перед императором?
Согласно тому же этикету, я смотрела в пол и молчала.
— Ну, здравствуй, Яромила Морозова.
Очень хотелось съязвить, что не Морозова, а Михайлова, причем «вашими стараниями», но я сдержалась. Если я хочу добиться правды и отомстить за отца, ссориться с императором недальновидно.
— Здравствуйте, Ваше Императорское Величество, — произнесла я вежливо, не поднимая взгляда.
Меня привели в комнату, назначение которой ускользало от понимания. Не кабинет, тут отсутствовал письменный стол. Не библиотека: я заметила книги, но полок было всего две. Не гостиная, потому что гостиную, по моему разумению, обставляют мягкой мебелью и столиками для чаепития. Не музыкальный салон, не оружейная, не охотничья…
Посередине стояло кресло на ножке. Подозреваю, что оно вращалось. В углу — столик на колесах, пустой. Свет лился с потолка, стены голые, без окон, и какого-то странного металлического цвета. А на полу — ковер. Его узоры я и рассматривала, ожидая продолжения.
Император приветствовал меня стоя. Но после сел в кресло, закинув ногу за ногу. В комнате, кроме нас, никого не было. Охрана осталась снаружи. Карамелька привычно лежала на плече, прикрывая пушистым хвостом вырез моего платья.
И что мне мешает схватить императора за руку и дернуть его в Испод? Да там и бросить. Уж точно не совесть. Возможно, лучшего случая отомстить за отца и не представится.
Нельзя. Дальше что? Род я так не оправдаю, только опозорю. Да и император не мог остаться наедине со мной, не позаботившись о собственной безопасности. Может, это проверка? Нет, нельзя. Я погладила Карамельку по теплой шерстке, успокаивая разыгравшееся воображение.
— Обращайся ко мне по имени, — велел император. — И хватит уже сверлить дыру в полу. Посмотри на меня.
— Да, Всеслав Михайлович, — ответила я, поднимая взгляд.
Напротив меня сидел мужчина. Пожилой, но крепкий. Не очень красивый, но привлекательный. Гладко выбритое лицо, короткая стрижка, парадный мундир. Определенное сходство с изображением, что чеканили на монетах, имелось.
— Ни о чем не спросишь? — поинтересовался император.
— Полагаю, вы пригласили меня не для того, чтобы я задавала вопросы.
— Но они есть. — Он мягко улыбнулся. — Задавай, я разрешаю.
— Почему вы казнили моего отца? — вырвалось у меня.
А ведь собиралась спросить, отчего меня сделали крепостной.
— Потому что он возглавлял заговор против власти, — спокойно ответил император. — То есть, против меня. Это государственная измена. Твой отец был объявлен врагом государства и, соответственно, казнен.
— Но это неправда, — возразила я. — Его подставили.
Заговор против власти? Госизмена? Мне говорили о другом…
— Яра, это нормально, что ты не можешь поверить в виновность отца. — Император не сводил с меня взгляда, а я вдруг поняла, что не ощущаю его эмоций. — К тому же, официальная версия произошедшего несколько отличается от того, что произошло в действительности. Но есть материалы дела…
— Засекреченные! — фыркнула я, невежливо перебив императора.
Впрочем, он отнесся к этому с пониманием.
— Засекреченные, — согласился он. — Ты получишь к ним доступ.
— Когда?
— Да хоть завтра.
Я настолько опешила от такого поворота, что ничего не ответила.
— Неужели это все? — Император довольно прищурился. — Ни за что не поверю.
И опять захотелось съязвить. Или даже рявкнуть, что я не кукла, не надо со мной играть.
«Нет, Яра, так ты ничего не добьешься…»
— Почему вы уничтожили мой род, Всеслав Михайлович?
— Почему я конфисковал имущество рода, чей глава виновен в государственной измене? Право слово, Яра, ты меня удивляешь.
— Не только имущество, но и имя…
— Естественно. Имя, имущество, положение в обществе… но не жизни.
— Мои родные живы⁈ — воскликнула я. — И где они?
Деду я не очень-то и поверила. Как-то в голове не укладывалось, что мама не пыталась меня искать.
— Кто где. Им запрещено жить в столице, в Москве… еще в нескольких крупных городах. В остальном же я не ограничивал их свободу.
— И почему я не с ними? Зачем вы отняли меня у мамы? Зачем сделали своей крепостной? И, кстати, как такое возможно? Крепостное право отменено!
Я выпалила все это на одном дыхании… и прикусила язык. Не слишком ли эмоционально получилось? С другой стороны, это вполне естественно. И деда я ничем не выдала.
— Видишь ли, Яра… — задумчиво произнес император. — Это мать от тебя отказалась.
Я пошатнулась, голова закружилась. В чувство меня привели острые коготки Карамельки, впившиеся в плечо.
— Тому есть документальное подтверждение, — продолжал говорить император. — Если решишь, что твою мать заставили подписать отказ, я скажу, где ее искать. Но не советую.
— Но почему? — выдохнула я. — Вы же знаете… почему?
Император кивнул. Он больше не улыбался.
— Когда ты родилась, напророчили, что ты станешь проклятием рода. Твои родители не поверили предсказанию, однако, когда твоего отца казнили, мать решила, что виновата в этом ты. Она очень его любила.
Любила сильнее, чем дочь? И что за чушь! Как я могла иметь какое-то отношение к делам отца?
