Гимназистка - Василиса Мельницкая
Так что уехать из дворца я хотела не потому, что была морально раздавлена. Я не хотела встречаться с Савой. Не сейчас. Не в бальном зале императорского дворца, где он, возможно, танцует со своей будущей женой.
Я знала, что он не будет моим. Я сама от него отказалась. И правильно сделала. Потому что… он мог бы сказать мне о помолвке сам.
Император разрешил мне покинуть дворец. И, кажется, даже вздохнул с облегчением, когда аудиенция завершилась.
Переодевшись в свое, я вернулась домой на том же лимузине.
— Что это было⁈ — спросила Антонина Юрьевна, едва я зашла в дом.
— Да так, Савка чудит, — ответила я. — Покатались.
Чем проще объяснение, тем крепче сон. И оно вполне удовлетворило Антонину Юрьевну. То же самое я сказала и Соне. А потом, выждав полчаса, вновь вышла из дома, прихватив с собой Карамельку. На сей раз — тихо, через окно. Императорский лимузин уже должен был уехать, а соглядатаев я не стеснялась. Если император знает, кто прячется в подвалах гимназии, скрываться бессмысленно. А ждать до утра — нет никаких сил.
Деда я не нашла. Его комнаты были пусты, вещи на местах, мебель заботливо укрыта чехлами. Карамелька никого не чувствовала рядом. А на кухонном столе лежал чистый белый конверт.
Дед куда-то уехал, собравшись без спешки. И оставил мне письмо.
«Мила, я обманул тебя. Будущее можно изменить, если не рассказывать о том, что должно случиться. Я знал, что ты погибнешь в пожаре, когда тебе будет семь лет, но никому не говорил об этом. Ты выжила, и будущее изменилось. Мой сын, твой отец, не участвовал в заговоре против императора. Я верю, что ты изменишь будущее нашего рода. Оставляю тебе то, что у нас не отняли. Оно хранится в банковской ячейке. Адрес, документы, ключи и код найдешь в тайнике, что за часами с маятником. Он открывается родовой кровью, как и дверь сюда. Тебе придется дождаться полного совершеннолетия, чтобы забрать свое наследство. Прости. Я хотел спасти сына, но не смог. Твоей вины в этом нет. Ты — не проклятие нашего рода».
И подпись — «Дедушка».
Вот так просто? Взял и свалил на девчонку все дела! А сам…
Нет, я все же надеялась, что с дедом все в порядке. Он же готовился к отъезду, собрал вещи, оставил письмо. Если бы его забрали люди императора, ничего этого не было бы. Дедушка просто уехал. И, возможно, мы с ним еще встретимся.
Жаль, конечно, что теперь не у кого спросить, отказалась ли мать от меня добровольно. При желании можно получить подпись под любым документом. Но… как-нибудь разберусь. Надо только следовать плану.
Тайник я проверила. И оставила там все, о чем писал дед. А где еще это хранить? Лучшего места не придумать. Если понадобится, я попаду в этот подвал с закрытыми глазами, через Испод. Интересно, что в банковской ячейке… Золото? Драгоценности? Ничего, когда-нибудь узнаю.
Домой я вернулась без приключений.
А Сава появился на следующий день, хоть мы и не договаривались о встрече. Он нервничал, и сразу накинулся с обвинениями.
— Могла бы и сказать, что будешь на балу.
Мы сидели в его машине, и Карамелька аккуратно ела шоколадку, что он для нее принес.
«Мог бы и сказать, что женишься», — подумала я. Но вслух произнесла иное:
— Я не знала, что буду. Император прислал за мной лимузин и принудил ехать на бал.
— Что? — переспросил Сава, меняясь в лице.
— Ой, ладно. Ты же знаешь, что рано или поздно эта встреча состоялась бы. Вот… состоялась.
— И чего он хотел? Не говори, если это секрет.
— Познакомиться хотел. И предупредить, что я у него под колпаком.
— И все?
— Сав, ты знаешь его бастарда?
— Чего⁈
Изумление было искренним. Сава не ожидал такого вопроса.
— И ничего о нем не слышал?
— Я даже не знал, что у его величества есть бастард, — буркнул он. — Почему ты спросила?
— Он — мой будущий муж.
Император не запрещал мне об этом говорить. А Сава… чуть не задохнулся от ревности. Что ж, теперь можно и о его невесте напомнить.
— А вы… дату свадьбы еще не назначили? — поинтересовалась я.
— М-мы… — выдавил он, побледнев.
— Ничего не имею против, — сообщила я. — Только, пожалуй, предпочла бы узнать об этом от тебя.
— Яра!
— Я запомнила твои слова о долге перед родом.
— Я ничего не говорил, потому что до сих пор надеюсь отвертеться. Согласился на помолвку, но свадьбы не будет.
— Женись, — сказала я. — Если она хороший человек, женись. Со мной у тебя счастья не будет.
Он отвернулся, стиснув руль так, что пальцы побелели. И эмоций не скрывал, они клокотали, как разбуженный вулкан. Отчаяние, боль, обида. И, пожалуй, любовь. Не знаю, правильно ли я определяю те эмоции, что и сама к нему испытываю.
Мне очень хотелось попросить его стать моим первым мужчиной. Яра… до сих пор девственница. Так почему бы не Сава? Он, наверняка, опытный. И он будет нежным. Но стоило представить, чем для него это может обернуться, как всякое желание исчезло.
Нет, я больше не буду причиной чьих-то бед.
— Яра, ты выйдешь замуж по приказу императора? — спросил Сава, отдышавшись.
— Если это как-то поможет мне доказать невиновность отца, то да, выйду, — ответила я. — Я выбрала, Сава. Не тебя и не Матвея. Я выбрала долг перед родом.
Примечания
1
Парфетка — от французского слова parfaite — совершенство, так в дореволюционной России называли лучших воспитанниц института благородных девиц.
2
Мовешка — от mauvaise — «дрянная», называли тех, кто вел себя неподобающе: не заправлял кровать, громко разговаривал или был неаккуратен.
В контексте моей истории, парфетки и мовешки — это деление на «хороших, прошедших испытание» и «плохих, трусливых».
3
Кофулька — воспитанница младшего «возраста» (класса) дореволюционных гимназий. Их форменные платья были кофейного цвета. В контексте моей истории — новенькие, только поступившие в гимназию.
