Гимназистка - Василиса Мельницкая

Возвращались мы также молча, но шли рядом. Я даже позволила Бестужеву взять меня за руку. Он ухитрялся сжимать мою ладонь и, одновременно, водить по ней подушечкой большого пальца. Это оказалось неожиданно приятно, и приходилось напоминать себе, что я пьяна, оттого и чувствую влечение к этому наглому парню. А вовсе не потому, что он мне нравится!

— … про призрака расскажи. — До нас долетел обрывок фразы.

Какой еще призрак…

— О, вот и Яра, — обрадовался Зяма. — Оль, рассказывай!

Бестужев помог мне сесть и устроился рядом.

— Время для страшилок? — усмехнулся он.

— Да байки это, — отмахнулась Ольга. — Не видел его никто. Им только первокурсниц пугают.

— Расскажи, — попросила и я.

— Говорят, старый владелец стал призраком и бродит по дому в новолунье.

— По какому дому? — не поняла я.

— Да в гимназии, — сказала Клава. — Это же бывшее поместье бояр Морозовых.

Меня пробрал такой озноб, что я разом протрезвела.

Глава 30

И вот почему я такая… нелюбопытная? Ладно, о бывшем имуществе семьи Морозовых я нигде не могла узнать. Может, где-то в архивах и сохранилась информация, но, во-первых, в архивы пускали только совершеннолетних, а, во-вторых, такой запрос тут же вызовет подозрения. Но могла же я поинтересоваться историей гимназии! Мне ведь показалось, что это чьи-то бывшие владения.

Но… дом моих предков? То есть, предков Яромилы. Да моих, блин! Моих.

— Разве гимназии всего десять лет? — не удержалась я от вопроса.

— Почему десять? — удивилась Клава. — Больше пятидесяти. Поначалу она в другом месте располагалась, а потом Алексей Игнатьевич Морозов передал дом с библиотекой и парком Санкт-Петербургской губернии. А губернатор постановил, что там будет располагаться женская гимназия для одаренных.

Выходит, это поместье не отняли, его мой прадед добровольно губернии отписал. Ох, мне б промолчать…

— С чего ты решила, что гимназии десять лет? — спросил Глеб.

— Да я… так… — растерялась я.

— Наверное, подумала, что поместье из конфискованного имущества предателя? — в разговор вступил и Зяма. — Это лет десять назад и случилось.

— Я тоже так подумал, — неожиданно пришел мне на помощь Бестужев. — Оль, так что там с призраком?

— Старый хозяин призраком и стал, — сказала она. — Говорят, в подвалах есть тайные комнаты и подземный ход. Только куда он ведет, неизвестно.

— Как и то, есть ли ход, — хмыкнула Клава.

— Чушь это, как и призрак Морозова, — отрезала Ольга. — С чего бы ему не упокоиться, как добропорядочному мертвецу?

— А, так ты не знаешь! — обрадовалась Клава. — Он сокровища охраняет, что в тайных комнатах спрятаны.

— Конечно, — рассмеялся Глеб. — И никто за эти годы подвалы не обследовал? Не просканировал?

— Найти сокровища могут только Морозовы, — сказала Клава. — Комнаты запечатаны их кровью.

— Тогда их уже никто не найдет, — усмехнулся Зяма. — Рода больше нет.

— Мм… Разве дочь предателя не помиловали? — спросил Бестужев.

Я перестала дышать.

— Она умерла вскоре после казни отца, — сказал Зяма. — В каком-то приюте погибла в пожаре.

— Хватит! — воскликнула Ольга. — Другой темы для разговора нет? Зачем вы это вспоминаете?

— Поддерживаю. — Бестужев поднялся. — Возвращаться пора. — И шепнул мне, когда все зашумели, собирая вещи: — Яр, тебя совсем развезло. Пойдем, отведу в каюту.

Только тогда я поняла, что меня бьет озноб. Да такой, что зуб на зуб не попадает. И отчасти Бестужев прав, это от вина. Будь я трезвой, смогла бы себя контролировать.

— Лучше в воду окуни, — процедила я, стараясь не лязгать зубами.

— С ума сошла? Сильнее замерзнешь. Простудишься.

Отмахнувшись, я побрела к воде.

— Яра совсем не умеет пить, — услышала я за спиной голос Ольги.

— Она топиться пошла? — определенно обрадовалась Клава.

— Савка, ты ее не остановишь? — немного нервно поинтересовался Глеб.

— Потом выловлю, — с едва уловимой угрозой ответил ему Бестужев. — И откачаю. Может быть.

Он все же догнал меня у самой кромки воды. Подхватил на руки, не позволяя волнам лизнуть босые ноги.

— Отпусти, — попросила я. — Лучше сейчас протрезветь, чем за борт свалиться.

— А не надо было руны кровью рисовать, — фыркнул он. — Про откат не знала? Я тебя научу, как без магии пить и не пьянеть.

— Обойдусь. Сава, пожалуйста…

Я заорала, как резаная, погружаясь в холодную воду. Заговорил зубы — и опустил руки. Гад.

Об откате я знала. Выпитый алкоголь в воду не превращался. Руна как-то блокировала биохимические процессы его расщепления. И избавляться от нее следовало перед сном, если выпито немного. А если много, то и вовсе с лекарством. Оно у меня есть. Дома. Я же не предполагала, что буду купаться.

— Полегчало? — спросил Бестужев, вновь поднимая меня на руках.

— С-спасибо… — выдавила я.

Очень удачно получилось: приступ паники удалось замаскировать под опьянение. Надо учиться пить без последствий.

Бестужев отволок меня на яхту и оставил в каюте. С полотенцем. Сказал, чтобы посидела и подумала над своим поведением. Обидеться не получилось: радость, что меня оставили одну, оказалась сильнее.

И как так получилось, что я «умерла»? Кто распространил этот слух? Зачем? Если Александр Иванович к этому как-то причастен, то почему мне ничего не сказали? И не проще ли было и документы «потерять»? Сделали бы меня внучкой Николая Петровича официально! Так ведь нет… оставили крепостной императора. Так в чем смысл моей мнимой смерти?

Задавать эти вопросы некому. Да и бессмысленно. Только император может ответить, для чего я ему нужна. Может, ждет, что я ему сокровища Морозовых добуду?

В призраков я не верила. В то, что прадед мог припрятать что-то «на черный день» — вполне. Но, если бы об этом было известно, то сокровища забрали бы еще у отца, перед казнью. И навряд ли его убили из-за них. Так что призрак и тайные комнаты в подвалах гимназии — обыкновенная байка.

— Ты как? — В каюту спустилась Ольга.

— Жива, — улыбнулась я.

— Да это понятно. — Из шкафа в стене она достала спортивный