Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
После одной из таких смен я застал доктора Грайта сидящим на скамейке во дворе. Он редко позволял себе такие минуты отдыха. В этот раз он выглядел особенно измотанным: белый халат в пятнах крови, лицо осунувшееся, руки чуть заметно подрагивали от усталости.
– Тяжёлый день, – сказал я, опускаясь рядом.
Доктор взглянул на меня, его глаза были пустыми, как у человека, видевшего слишком многое.
– Самый тяжёлый, – ответил он после паузы. – И так каждый день.
Я молчал, не зная, что сказать.
– Знаешь, что самое сложное в этой работе? – вдруг спросил он, повернувшись ко мне.
Я лишь покачал головой.
– Не оперировать по несколько суток без сна, – продолжил он. – Не стоять по локоть в крови. Самое сложное – это решать, кому жить, а кому нет.
Он опустил голову, будто пытался скрыть боль, которую не в силах больше носить.
– Когда смотришь в глаза парня, которому только что сказал, что помочь ему ничем нельзя… – голос его сорвался, и он провёл рукой по лицу. – Иногда мне кажется, что я уже сам наполовину мёртв.
Я хотел что-то сказать, но слов не находилось. Доктор Грайт встал, его взгляд вновь стал жёстким, собранным.
– Ладно, некогда жалеть себя, – бросил он, выпрямляя спину. – Пошли, работы ещё много.
Он ушёл, а я остался сидеть на скамейке, вглядываясь в вечернее небо, окрашенное багровыми отблесками. Война не щадила никого. И каждый из нас, будь то врач, санитар или солдат, в глубине души уже был ранен, даже если тела оставались целыми.
Безнадёжных раненых было слишком много. Война не знала ни жалости, ни справедливости. Казалось, её единственной целью было разрушать и забирать всё, что ей попадалось на пути. Каждый день из того самого красного кирпичного сарая – некогда конюшни, а теперь приюта для тех, кому уже нельзя было помочь – выносили тела. Тех, чьи мучения наконец завершились.
Софи не могла привыкнуть к этому зрелищу. Даже спустя несколько месяцев, которые мы провели в госпитале, она каждый раз тихо плакала, глядя, как на подводы грузят мёртвых. Иногда я находил её в одном из дальних уголков двора, где она, прижав руки к лицу, беззвучно рыдала.
Я пытался её утешить, но что можно сказать, когда вокруг только смерть и страдания?
– Я просто не могу, – однажды призналась она, дрожащими руками поправляя сбившийся платок. – Эти ребята могли быть нашими друзьями, соседями. У них ещё вся жизнь впереди. Кого-то из них дома дети ждут… а они теперь не вернутся. Никогда.
– Мы делаем всё, что можем, – тихо сказал я, понимая, насколько пусты мои слова.
– Но иногда мне кажется, что этого недостаточно, – прошептала она, опуская глаза.
За эти месяцы случалось всякое. Были дни, когда поток раненых был настолько огромным, что госпиталь трещал по швам. Людей укладывали прямо на пол в коридорах, на крыльце, где только находилось место. Были и тихие дни, но тишина тогда становилась гнетущей. Казалось, что война просто собирается с силами, чтобы нанести новый, ещё более разрушительный удар.
Несмотря на всё это, Софи продолжала работать, словно её боль и усталость существовали где-то отдельно от неё самой. Она стирала бинты, помогала врачам, поднимала настроение раненым. Я видел, как она, превозмогая себя, улыбалась кому-то из ребят, рассказывала им истории или тихо напевала старую колыбельную.
– Как ты справляешься? – однажды спросил я, когда мы вместе сидели на крыльце после очередного тяжёлого дня.
Софи устало улыбнулась и, посмотрев на меня, ответила:
– Если я позволю себе сломаться, кто тогда подаст этим ребятам кружку воды? Кто сожмёт их руку в последние минуты? Я должна быть сильной.
Её слова обжигали, как ледяная вода. В её голосе не было пафоса, лишь тихая решимость.
Война забирала всё, что могла. Но она не смогла забрать у нас остатки человечности.
Однажды на операционный стол принесли молодого подпоручика. Его лицо было бледным, губы пересохли, но в глазах горел огонь упрямства. Парня взрывом почти полностью лишило обеих ног, и ему предстояла ампутация. Но он всеми силами отказывался принять реальность.
– Я приказываю! Найдите способ сохранить ноги! – кричал он, хватая врачей за халаты. – Я не калека! Вы обязаны меня спасти!
Доктор Грейт устало вытер лоб и хмуро посмотрел на молодого офицера:
– Парень, мы не боги. Твои ноги уже мертвы. Если их не ампутировать, ты погибнешь в муках от гангрены в считаные дни.
– Нет! – подпоручик выхватил пистолет, который, видимо, спрятал под одеждой перед отправкой в госпиталь. – Не смейте ко мне подходить! Я лучше застрелюсь, чем позволю сделать из меня калеку!
Обстановка в операционной накалилась до предела. Медсёстры застыли на месте, боясь лишний раз шелохнуться. Один из санитаров попытался приблизиться, но подпоручик тут же направил на него пистолет.
Доктор Грейт скрипнул зубами и, отвернувшись к двери, мрачно буркнул:
– Пусть валяет дурака. Если он так хочет умереть, пусть умирает. У нас и без него дел хватает. Отнесите его в красный сарай.
Но в этот момент в операционную вошла Софи. Она быстро оценила обстановку, заметив, как дрожат руки у подпоручика, держащего оружие. Медленно подойдя ближе, она мягким голосом заговорила:
– Вы такой молодой, такой сильный. У вас вся жизнь впереди. Неужели вы хотите всё это выбросить из-за упрямства?
– Я без ног не буду жить! – выкрикнул он, но в его голосе послышалась нотка сомнения.
Софи сделала ещё шаг, её голос оставался тихим и тёплым:
– Без ног вы всё равно останетесь собой. Вы сможете жить, работать, создать семью. Протезы сейчас делают такие, что вы даже танцевать сможете, если захотите. Но для этого нужно одно – вы должны дать нам шанс спасти вас.
Подпоручик посмотрел на неё, его руки дрожали всё сильнее.
– А если… если вы ошибаетесь? – прошептал он, опустив пистолет чуть ниже.
– Я не ошибаюсь, – ответила Софи с уверенностью, которая пробила его сопротивление, как бронебойный снаряд. Она протянула руку. – Дайте мне оружие. Доверьтесь нам. Мы здесь, чтобы вам помочь.
Несколько долгих секунд в комнате царила напряжённая тишина. Затем офицер, сдавшись, протянул пистолет Софи. Она взяла его, как берут что-то хрупкое и ценное, и передала врачу.
– Спасибо, – тихо сказала она, заглядывая парню в глаза. – Вы сделали правильный выбор.
Подпоручика положили на стол, и операция началась. Врач молча кивнул Софи, словно признавая её заслугу. А она, усталая, но довольная, вытерла со лба пот и вышла из операционной.
Позже доктор Грейт
