За что наказывают учеников - Наталья Сергеевна Корнева
— Чего ждет от меня великий наместник небожителей? — Первый ученик замолчал и выжидающе встал на пороге. Ясные глаза его подернулись легчайшей голубоватой дымкой, затянулись туманной поволокой. Элирий вдруг понял, что перестал дышать, глядя в эти глаза. Время замедлилось и замерло. К чему лишние разговоры? Человека сложно понять с помощью слов. Слова только все запутывают.
Комната была уже насквозь пропитана туманом. Туман тонул в тумане, и они двое так же беспомощно тонули в нем без возможности спасения.
— Не покидай меня без нужды, душа моя, — очень мягко попросил Красный Феникс, вплетя в голос шелковые ноты цвета. — Весенний вечер дышит медом. Раздели со мной его сладость.
Глава 29
Пятна на солнце
Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон зерновых дождей
Ивы покрываются молодой листвой. День тридцатый от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово
*черной тушью*
Едва Элиар сомкнул усталые веки, как вновь ему привиделось то, от чего он до сих пор, спустя столько лет, вздрагивал и просыпался в ознобе… самый страшный непреходящий кошмар — первая смерть Учителя, после которой Второй ученик навсегда покинул храм Закатного Солнца, шагнул в ледяную тьму и… в свою новую темную жизнь.
Тот день застрял в сердце, занозой засел в памяти, и Элиар был обречен проживать его снова и снова.
Проклятый сон о смерти Учителя упрямо снился ему ночь за ночью. Спустя время Элиар так привык к нему, так привык к своей чудовищной, невосполнимой утрате, к большой пустоте в груди, к отсутствию наставника рядом, что начинало казаться: все минувшее и в самом деле было лишь сном; Учителя в действительности никогда не существовало. А он, обратившись к оборотной силе солнца, сошел с ума от искажения энергии и напрасно гоняется за выдуманным призраком…
Да, на долгие годы Учитель стал для него лишь героем сновидений. В голову лезли дикие, пугающие мысли, и от этих мыслей становилось дурно. Внутренняя борьба совершенно истощила его: казалось, она будет длиться вечно. Но все же из последних сил Элиар сумел ухватиться за ставший слишком зыбким реальный мир… он устоял под натиском черного прилива безумия и не отступился, не предал память Учителя. Не предал самого себя.
Однако в этот раз кошмар вдруг пошел по другому сценарию и не пробудил его, как случалось обычно.
Все было как всегда: мертвое тело Учителя недвижно возлежало на алтаре. Адитум был пуст и выжжен магическим пламенем. Но Элиар не просыпался. От почти осязаемой достоверности происходящего захватывало дух: казалось, он и вправду вновь оказался в Красной цитадели, в разрушенном ныне храме Закатного Солнца.
Проклятье, что происходит? Ему это снится или нет? Возможно ли, что это не сон?
Очень осторожно Черный жрец подошел ближе, склонился над умершим и внимательно посмотрел ему в лицо.
В этот самый момент покойник неожиданно открыл глаза.
О, если бы сейчас пред алтарем стоял прежний Элиар из того самого рокового момента, растерянный, шокированный и полностью подавленный увиденным, пожалуй, он не успел бы среагировать вовремя. Но с тех пор прошло почти четыре сотни лет, и Черный жрец значительно изменился. Он приобрел, увы, самый разнообразный неприятный опыт, чтобы его можно было так просто привести в замешательство.
Впрочем, и Учитель, представший пред ним сейчас при всех своих регалиях, в титульных одеяниях Великого Иерофанта, был не тот же самый, которого горько оплакивал Элиар в опустевших стенах храма Закатного Солнца. Узкое лицо с тонким высокомерным носом, чуть заостренными скулами и хорошо знакомыми благородными чертами было, несомненно, таким же, как и прежде. Но вот Учитель открыл глаза, которые, как думал Элиар, закрылись навеки… и те оказались вовсе не священного цвета циан — скорее, густого цвета ночного неба, в самый темный час зарождения нового месяца, когда не видно ни луны, ни звезд.
Учитель смотрел на него незнакомыми глазами, и, вглядываясь в их блестящую чернильную тьму, Элиар словно бы проваливался куда-то, в пугающе глубокую полынью, в бездну… и даже не сразу обратил внимание, что и одежды наставника в этом диковинном видении вдруг сделались совершенно черны. Черный цвет выгодно подчеркивал ослепительную белизну лица, не утратившего былую притягательность, пугающую и жестокую. Это была чистая, незамутненная красота — безупречная и смертоносная.
Словно своими глазами видел он перерождение солнца. Учитель в… черном? Совершенно невозможно!
Да, невозможно. И это означало только одно: перед ним была тень.
Едва открыв глаза, тень атаковала. Стремительно, но все же недостаточно быстро для нынешних навыков Черного жреца — на один удар сердца позднее, чем необходимо. Соревноваться с ним в скорости было затеей безнадежной: хлестким движением Элиар отвел в сторону тянущуюся к нему точеную кисть с кожей бледной и нежной, как у юной девы. Это была та самая рука Учителя, которая однажды, при их первой встрече в Великих степях, на глазах у всех отвесила ему унизительную пощечину. И это была та самая рука, которая много лет спустя потеряла былую силу после удара Когтя Дракона. Поврежденная правая рука… Сердце Элиара облилось кровью при мысли о многолетних страданиях Красного Феникса и о том, кто в них повинен. Теперь он горько сожалел о содеянном, но прошлого было не изменить, не исправить даже в этом фантасмагоричном сне…
Белизна и изящество тонкой кисти поражали, но все же Элиар нашел в себе силы дотронуться до нее и остановить. Учитель не был воином, и во внезапности подобной атаки крылся его единственный шанс. Черный жрец же являл собою не человека, а оружие: все тело его было пропитано силой. Уже давно он перековал себя в клинок, переплавил собственное сердце в меч. Застать врасплох настолько опытного бойца не удалось: не выдавая перемену ни единым движением мускула, Элиар был готов к бою. Ему потребовалось не больше мгновения, чтобы прийти в себя.
Тени самого Элиара имели обличье воронов, и он мог одновременно отправлять в разные стороны света сразу нескольких. Единственная тень Учителя имела его собственный облик и являлась, судя по всему, темной проекцией его души. В новой инкарнации Красный Феникс возродился в новом теле, но душа его, конечно, была все та же, а потому и проекция ее имела прежний вид.
