Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
Она отстранилась, вытерев маленьким кружевным платочком слёзы, что текли по её щекам.
– Мы так молились за тебя… – тихо сказала она, глядя на меня с любовью и гордостью. Затем, словно вспомнив что-то, её глаза вспыхнули.
– Иди же! Они ждут тебя! – с этими словами она улыбнулась своей тёплой, полной материнской любви улыбкой. – Не заставляй их ждать ещё больше, – с лёгким укором сказала она, слегка подтолкнув меня к дверям.
Я кивнул, ещё раз поблагодарив её взглядом, и направился вперёд, в господские покои, где за дверью меня ждал самый важный момент моей жизни.
Я подошёл к двери, ведущей в жилые покои, и замер, держа руку на ручке. Сердце колотилось, как у юнца, а в душе неожиданно поднялась какая-то робость. Я глубоко вздохнул, пытаясь справиться с волнением, и осторожно открыл дверь.
Гостиная встретила меня мягким светом, струящимся сквозь большие окна, и тихим лепетом, доносившимся с дивана. Софи сидела там, облокотившись на подлокотник, держа на коленях большую книгу с красочными иллюстрациями. Рядом с ней, устроившись на мягком пледе, сидела крошечная Полина. Она, судя по всему, с восторгом разглядывала страницы, пытаясь дотянуться пухленькой ручкой до ярких рисунков.
Софи нежно придерживала дочь, следя, чтобы та не перевернула книгу, и что-то тихо говорила, указывая на изображения. Малышка радостно лепетала, словно пыталась повторить за мамой. Они были так поглощены этим занятием, что не заметили моего появления.
Я сделал два неуверенных шага вперёд, и лишь тогда Софи подняла глаза. Её взгляд встретился с моим, и на миг её лицо застыло в удивлении, сменившемся неверием.
– Эрвин? – прошептала она, будто боялась, что видит мираж.
– Да, это я, – ответил я, и голос предательски дрогнул.
В следующее мгновение Софи вскрикнула.
– Эрвин! Милый, ты вернулся! – Она выронила книгу на пол и бросилась ко мне.
Её руки обвили мою шею, и я крепко прижал её к себе. Наши губы встретились и всё вокруг будто замерло.
– Я дома, Софи, – прошептал я, чувствуя, как слёзы счастья наполняют глаза.
Маленькая Полина, заметив, что мама внезапно вскочила и обняла какого-то незнакомого дядю, сначала широко раскрыла свои голубые глазки, а потом вдруг заплакала.
– Полина, милая, – повернулась к ней Софи, – это твой папа!
Но малышка, конечно, не поняла её слов. Её пухленькие щёчки покраснели, а из крошечного ротика раздался жалобный всхлип.
– Ну-ну, не плачь, малышка, – сказал я, опускаясь на одно колено рядом с диваном. Полина всхлипывала, не сводя глаз с моей формы и лица.
Я осторожно протянул руку и достал из кармана небольшой подарок – деревянную лошадку, которую вырезал Алан на фронте.
– Посмотри, это тебе, Полина, – сказал я мягко, пытаясь привлечь её внимание.
Малышка перестала плакать, уставившись на изящную красивую игрушку. Её любопытство взяло верх, она протянула ручку, схватила лошадку и тут же потянула её в рот.
Софи рассмеялась, а я почувствовал, как что-то тёплое и нежное разливается внутри.
– Она такая маленькая, – прошептал я, глядя на дочь с восхищением и благоговением.
– Мы каждый день ждали тебя, Эрвин, – ответила Софи, присев рядом.
Я осторожно дотронулся до мягких золотистых кудрей Полины и почувствовал, как нежность наполняет моё сердце.
– Меня вызвал император, – тихо сказал я, глядя на свою семью. – Я буду с вами сколько смогу.
Софи прижалась ко мне, а Полина, увлечённая игрушкой, снова улыбалась. Гостиная, залитая тёплым светом, наполнилась тихим смехом и уютом, и я впервые за долгое время почувствовал, что действительно вернулся домой.
Вода мягко обнимала моё уставшее тело, прогревая каждую мышцу, словно стараясь выдавить из них усталость, накопленную за месяцы на фронте. Я откинул голову на край герцогской ванны, которая больше походила на маленький бассейн, и закрыл глаза. Гладкий камень под спиной едва заметно холодил, а вода, напротив, ласково согревала, доставляя чувство неземного блаженства.
Каждая частица фронтовой грязи и усталости, каждая капля пота и крови словно растворялись в этой воде, уходя куда-то вдаль, оставляя за собой лишь ощущение чистоты и обновления. Я едва мог поверить, что это тело, натёртое ремнями и изнурённое долгими маршами, снова может чувствовать себя живым.
Проведя рукой по лицу, я ощутил гладкость кожи. Будто на фронте осталась не только грязь, но и все переживания, весь груз невзгод.
– Невероятно, – пробормотал я себе под нос, погружая руки в воду. – Как мало человеку нужно для счастья: просто горячая ванна и тишина. И любящая семья.
Я долго нежился, не желая покидать это маленькое личное убежище. Наконец, с трудом заставив себя вылезти из воды, я тщательно оттёр каждую часть тела мягким полотенцем, а затем облачился в свежую рубашку и тёмные брюки, которые мне заботливо приготовили. Их чистота и лёгкость казались чем-то роскошным.
Подойдя к зеркалу, я посмотрел на своё отражение. Лицо в нём всё ещё было тем же, но глаза… В них теперь не было усталости, а было что-то новое, смешанное с чем-то вроде стального спокойствия.
– Полковник Эрвин Вайсберг, – произнёс я с лёгкой усмешкой, поправляя ворот рубашки. – Вы всё ещё похожи на человека, удивительно.
Вздохнув, я подошёл к настенному телефону и, дождавшись соединения с канцелярией императора, доложил о своём прибытии.
– Полковник Вайсберг, – раздался ровный голос чиновника на другом конце линии, – добро пожаловать в столицу. Ваша аудиенция запланирована, но время уточняется. Пожалуйста, оставайтесь в своей резиденции и ожидайте вызова.
– Слушаюсь, – ответил я сдержанно, хотя внутри меня разрывали противоречивые чувства.
– И ещё одно, – добавил чиновник. – Император желает узнать о вашем состоянии. Всё ли в порядке после возвращения с фронта?
Я на мгновение замолчал, осмысливая вопрос.
– Скажите Его Величеству, что полковник Вайсберг готов к службе, как всегда, – ответил я с нажимом, хотя мой взгляд невольно скользнул в сторону ванной комнаты, которую я буквально только что покинул.
– Передам, – сухо прозвучал ответ, после чего связь оборвалась.
Я положил трубку и усмехнулся.
– Как всегда готов, – пробормотал я. – Только вот готов ли я снова оставить это спокойствие ради очередной военной кампании?
С этими мыслями я подошёл к окну. Вид столицы в вечернем свете был прекрасен, но в сердце всё ещё не утихало беспокойство.
Два дня меня никто не беспокоил. Полная тишина во дворце казалась почти нежной, как будто весь мир решил дать мне передышку. Я проводил это время с семьёй, пытаясь наверстать все те долгие месяцы разлуки.
Полина быстро привыкла ко мне. Её яркие глаза внимательно следили за каждым моим движением, а мягкие кудряшки постоянно путались между моими пальцами, когда я нежно прикасался к ним. Маленькие ручки
