По краю земли - Катерина Ромм
Когда свет переменился и солнце коснулось гор, Айлек попросил их поторопиться. Высоченные ели с высохшими нижними ветвями и пушистые приземистые пихты, по словам травника, «волновались, словно перед бурей», а до ближайшей гостиницы оставалось не меньше часа пути.
И пихты, и Айлек оказались правы. Однако, когда поднялся ветер, чернильно-синие тучи проглотили солнце и снова повалил снег, путешественники как раз входили под крышу горного приюта. Они успели.
Дядя Меркуруса не обвёл эту крошечную гостиницу на карте, и доверия она не вызывала, но что было делать? Хижина затерялась среди лесов на крутом склоне, в нескольких часах ходьбы от ближайших деревень. Хозяин – неопрятный мужчина со спутанной бородой, в подбитом мехом плаще поверх потёртого сюртука – очевидно жил отшельником. Скомканное «Жрать будете? Подможайте!» с ужасающим северным акцентом было всё, что они от него услышали.
Айлек и Венда чистили картошку, пока Фелтон бегал за яйцами в курятник на заднем дворе. Курятник был хорошенький, тёплый, чуть ли не лучше, чем сам дом. Что такое хозяин собрался готовить из картохи, лука, мяса и яиц, Фелтон не понимал – и с недоверием сморщил нос, когда на столе наконец появился котелок, от которого шёл густой пар. Жареные картофель, лук и кусочки мяса превратились в кашу, а сверху жёлтым соком растеклась яичница. Тарелок хозяин им не дал – просто бросил на стол три вилки.
– Нам что, так и есть из общего горшка? – вскинула брови Венда.
– Мы даже у матушки никогда не ели из одной тарелки, а нас было семнадцать детей, – заметил Фелтон.
– Да ладно вам, – Айлек первым взял вилку и заглянул в котелок, – пахнет вроде неплохо. Ну и что, что из одного горшка?
– Только там мясо, Айлек, – предупредила Венда. – Не ешь его, пожалуйста!
– То ешь, то не ешь – тебя не поймёшь, – проворчал травник и, наклонившись к Венде, мимолётно поцеловал её в щёку. Фелтон нарочито громко вздохнул.
Они принялись за еду – места хватало, и они почти не мешали друг другу. А если мешали, то не замечали этого. Жареная «каша» неожиданно оказалась наивкуснейшим блюдом! Фелтон закрыл глаза от наслаждения, пока картошка и солоноватый желток таяли во рту. Здесь и сейчас он был по-настоящему счастлив.
За окном ревел ветер: он рычал, свистел, бился в дверь и гнул деревья. Сквозь толстое стекло Фелтон наблюдал, как миллиарды снежинок пляшут в диком танце. Они больше не падали на землю – казалось, снежинки совершенно потеряли всякое направление. Они скакали в стороны, взмывали вверх, закручивались в вихри и пластами проносились за окном. Снежные полотна мгновенно исчезали в темноте, но им на смену тут же приносило новые. Фелтон подумал, что если он всё понимает правильно, то снег никогда не кончается. Ведь снег – это вода. Но вдруг запасы снега в тучах подойдут к концу, а новая вода ещё не успеет испариться и стать льдом? Может, именно так и заканчивается снегопад – просто истончается туча?
Он хотел спросить у Венды, но она уже улизнула из-за стола и уединилась с Айлеком. Гостиница была крошечная, и Фелтон не видел, куда они подевались, но слышал шёпот и звенящий смех.
– Неужели опять целуются? – пробурчал он и закатил глаза.
Вот почему ему не хватало Меркуруса. Тот подкалывал Венду и Айлека, и при нём они не позволяли себе… всякого, вот как сейчас. Он чувствовал себя глупым и незрелым, глядя на них.
– Для любви всё это нужно: поцелуи, обнимашки. Убери взгляды, убери поцелуи – и не будет никакой любви, – сказал Меркурус однажды, пока они ещё были в Ельне.
Фелтон спросил, есть ли девушка у Меркуруса – наверное, Камила? Но Меркурус удивлённо вскинул брови.
– Нет, ты что! Камила – мой друг, а это совсем другое. Гораздо лучше, чем девушка.
– Да? – с сомнением отозвался Фелтон. – Тогда и я не буду никого любить.
Меркурус засмеялся.
– Балбес, друзей тоже любят. Похоже, я тебя совсем запутал.
Теперь Меркурус был далеко и не мог посоветовать Фелтону, как поступить. Ему хотелось поболтать с Вендой и Айлеком, но если пойти к ним сейчас, то он помешает, верно? Конечно, они его не прогонят. Но будут ли они рады?
В замешательстве Фелтон просидел за столом ещё полчаса, а потом уснул прямо на скамейке.
Горы зубчатыми пиками взмывали в небо, и каждый из них был непохож на другой – особенно пик Сой, к которому они подобрались вплотную. Внизу тянулись ущелья, змеилась тёмная речка Еленка, изредка мелькали огни деревень. Иногда на пути попадались горные озёра. Те, что повыше, полностью замёрзли, хоть на коньках катайся. Те, что пониже, сияли ослепительной лазурью и бирюзой, отражая северное небо.
После неистовой бури, длившейся целую ночь и следующий день, деревья и склоны покрылись толстым слоем снега. Сверху снег подтаял и превратился в ослепительное ледяное кружево. Фелтон до сих пор не привык к таким чудесам: каждый новый снегопад поражал его до глубины души, и душа с каждым разом словно бы немного подрастала. Фелтон снова и снова шептал воздуху и воде слова благодарности – и сам не заметил, как начал обращаться к огню, греясь у очага, и к земле, взбираясь вверх по крутому склону. Ему неожиданно понравилось примерять на себя чужую роль, будто он был ориентальцем, а не флорийцем.
Если бы Фелтон выбирал свою стихию, это был бы воздух. Правда, Венда сказала, что стихии не выбирают – в каждом человеке одна из четырёх сил выражена хоть капельку сильнее, чем другие. А значит, это воздух должен выбрать его, а не наоборот. Воображая, как он беседует со стихией, Фелтон часто отставал или убегал вперёд, подальше от Венды и Айлека. Он карабкался по камням и выкапывался из снега, куда порой проваливался по пояс, сворачивая с безопасного северного тракта, но не испытывал страха. Главное, что так он мог хоть на несколько минут остаться один и прислушаться к ответам, которые воздух шептал ему на ухо.
Сегодня, в золотистый солнечный день, он опять отклонился от тропы. На этот раз беседы с воздухом привели Фелтона на заснеженный уступ. Густой лес остался за спиной, а на уступе было светло и ясно. Фелтон осторожно подобрался к самому краю и глянул вниз. Сердце сдавило в груди – от восторга, от чувства полёта, от… любви!
