Истина лисицы - Юлия Июльская
Хотя сейчас, побывав в Западной области, где на время смерти пришлась удушающая жара (и она, вероятно, приходится на любое время года в тех краях), Киоко уже не была уверена, что такое постоянство может быть благом. Возможно, есть всё же смысл и в умирании, в обновлении земли и подготовке к новому году, что очертит круг бытия.
Но первое впечатление о Шику не задалось. Никакой красоты, которую она надеялась увидеть. Никакого изящества в этом портовом селении.
А потом перед ними открылся лес, на опушке которого высились хвойные деревья, потому и сейчас, во время смерти, он казался зелёным, пах свежестью и манил жизнью, скрывающейся внутри. После месяцев в западных пустынях и долгих недель мерного покачивания в море сосны, служившие границей владений кицунэ, казались входом в обитель высшего блага, посмертного покоя, на который все надеются при жизни. Здесь ли живёт богиня? По всей вероятности. Где же ещё жить Инари, как не в самом сердце её дома, отданного детям?
Но самым странным, самым невообразимым было другое. То, чего Киоко не видела никогда. То, что она не смогла бы описать в стихах для Аими-сан, потому что не было в её знаниях нужных слов. Высоко над ними, откуда сосновые лапы бросали свою тень на желающих войти, вся зелень была присыпана белой пудрой.
– Киоко-хэика, – Хотэку опустился перед ней и торопливо поклонился. – Вы наверняка захотите полюбоваться на лес сверху. Это невероятно.
Киоко глянула себе за спину – рвать плащ не хотелось. Это у Хотэку спина всегда перьями прикрыта, а ей наверняка будет холодно. Но лететь без плаща…
Тут же послышался треск порванных нитей.
– Ты слишком нерешительная, – буркнула Норико. – Лети, когда ещё ты увидишь заснеженный лес?
Заснеженный…
Красивое слово. Она обернулась на Иоши, тот кивнул:
– Расскажешь, какой он.
Чо закатила глаза. Она вела себя до странного тихо после шторма – почти не высовывалась и мало говорила. Но Киоко это не сильно волновало. Главное, что они выбрались с острова и вот-вот доберутся до цели. А пока… Пока можно и полюбоваться местом, в которое они забрели волей судьбы.
Уже привычно поведя лопатками, она ощутила, как спина отяжелела, и раскинула чёрные крылья – такие же как у Хотэку – в стороны. Несколько взмахов – и Киоко поднялась над верхушками, резко вздохнув не то от холодного воздуха, которым здесь было ещё сложнее дышать из-за порывов ветра, не то от вида, который ей открылся.
Впереди, насколько хватало глаз, высились верхушки елей и сосен, выбеленных, словно кто-то решил сохранить хвою под сахарной посыпкой. А деревья, утратившие листву, выглядели так, словно их ветки обмакнули в белую глазурь.
– Это невероятно, – выдохнула Киоко.
– Норико сказала, это снег.
Снег. Заснеженный лес.
Ей нравились эти новые звучания.
– Какой он на ощупь?
– Не знаю. – Хотэку подлетел к ближайшему дереву и осторожно прикоснулся к снегу. – Холодный.
Киоко не удержалась и последовала за ним. Сначала она тронула белую пудру едва-едва. Снег оказался мягким, но щекотал пальцы мелкой холодной колючкой. А затем Киоко погрузила в него пальцы целиком. Холод обжёг, и руку пришлось быстро выдернуть. На покрасневшей ладони остались маленькие…
– Это снежинки, – подсказал Хотэку, поднося свою ладонь к лицу и всматриваясь внимательнее. – Они такие… странные. Норико говорила, как замёрзшие паутинки, но мне не кажется, что похоже. Таких паутин ни один паук не сплетёт.
Снежинки.
Киоко присмотрелась и подумала, что Хотэку напрочь лишён чувств, раз называет их странными. Снежинки были поистине чудом природы, не меньше. Столь изящные, тонкие формы при таких малых размерах – невообразимо, невероятно. Как можно поверить, что это в самом деле существует? Если бы Норико рассказала ей о снежинках, Киоко вряд ли поверила бы. Такое может существовать лишь в обители богов… А значит, это и есть обитель Инари. Как иначе объяснить нечто столь красивое и изящное, столь тонкое в своей изысканности и при этом в таком большом количестве?
Но вот они, снежинки. Она видит их собственными глазами. Видит, как их тонкие лучики, словно вырезанные неким божеством – Инари ли? – превосходящим в мастерстве всех прочих, исчезают, обращаясь в… воду.
– Ой… – растерялась Киоко, вдруг обнаружив, что её рука, совсем недавно бывшая в снегу, вдруг стала мокрой, а вся красота, всё искусство, которым она любовалась так недолго, – исчезло.
– Да, Норико говорила мне, что снег – это тот же дождь, только твёрдый. Похоже, от тепла тела он снова становится привычным дождём.
– Как удивителен мир… – Киоко подняла взгляд. – Как жаль, что я не могу запечатлеть этот момент как художник, чтобы показать остальным.
– Я порой тоже об этом думаю. Как было бы прекрасно переложить всё, что я вижу с высоты, на бумагу, чтобы показать эти пейзажи тем, кто остаётся внизу.
– Жаль, что не у всех есть крылья.
– Жаль, – согласился Хотэку.
Она вновь посмотрела вдаль – бело-зелёное море из присыпанных снегом сосен и елей, перемежающихся со спящими голыми ветвями. Здесь, наверху, словно замерло само время, словно не существовало ничего. Лишь вечный покой и Сусаноо, завывающий над этим застывшим миром.
Это место было не менее спокойным, чем объятия Иоши, где она пряталась от мира. И так же сильно ей хотелось остаться, спрятаться от этого враждебного мира здесь, в этом бело-зелёном море. Укрывшись снегом, уснуть до тех пор, пока всё не завершится. Никто её не найдёт, ничто её не достанет…
И всё же они заждались. Те, кто последовал за ней, те, кто ждут ответа на вопрос: а что же дальше? Только бы Инари дала этот ответ, только бы не отмахнулась от войны, как это сделал Ватацуми.
Там, где молитвой живут
Норико шла впереди остальных и силилась вспомнить ту самую тропу, которой проходила с Ёширо десять лет назад в сторону моря. Сложности добавляло то, что тогда было время силы, всё зеленело, а сейчас – время смерти, и всё вокруг уныло-одинаковое. Голые стволы, жухлая трава, местами укрытая снегом, и полное отсутствие желания жить. Она терпеть не могла лес в это время года. Точнее, терпеть не могла эту его часть. Дальше – в поселениях кицунэ – было уже поприятнее. Но в диких местах хотелось забиться под дерево и уснуть до времени роста.
– Мы точно не заблудились? – спросила Чо. Уже
