Истина лисицы - Юлия Июльская
Она поднесла подарок к лицу и вдохнула новый для себя аромат. Сердце сразу успокоилось – так будет пахнуть её дом. Этим покоем, верностью, уверенностью в будущем. Он обещает – и она примет его обещание.
⁂
– Славно, – бросила Чо, поднимаясь на ноги. Кажется, море начинало успокаиваться. – Но, Иоши, если хочешь спасти свою супругу, полезай наверх сейчас, пока нас снова не перемешало здесь, как травы в ароматическом мешочке, – сказав это, Чо отметила про себя, что не нашлось бы тех, кому понравился бы аромат этого мешочка…
– Рано, – спокойно сказал кайсо из своего угла. – Это было лишь начало.
– Начало истории? – возмутился Иоши, отряхивая и поправляя кимоно. – Нет уж, у меня нет на это времени.
– Начало шторма, – пояснил кайсо. – Мы в Пучине отчаянных, здесь бури не стихают так легко и быстро. Надвигается большая волна, так что держитесь крепче и слушайте.
– Он прав, – в люке показалась голова Кайто. За ним спустился Рёта и ещё несколько человек – или ёкаев, тут уж не разберёшь. – Это спокойствие обманчиво, будьте готовы – дальше только хуже.
– Да куда ещё? – буркнула Чо. – Хуже уже только в бездну свалиться.
– Здесь всегда так, – отозвался Кайто. – Мы к этому привыкли, поэтому и корабль на подходе всегда подготавливаем.
– То есть в этом месте всегда бушует шторм? – удивился Иоши. Чо разделяла его недоумение.
– Всегда, когда сюда подходит судно, – подтвердил Кайто. Рёта уже начал орать на каких-то кайсо за незакреплённые предметы, которые катались по всей палубе, а те, получив от него, вымещали свой гнев на кайси, которые и должны были всё закрепить, но, видимо, по неопытности плохо справились со своей задачей.
– А вы не думали… ну, не знаю… путь сменить? – вклинилась Чо. – Что за стремление к массовому самоубийству?
– Раньше так и делали, – кивнул Кайсо, уверенно проходя между всеми и направляясь, судя по всему, в свою каюту. – Но это делает путь втрое длиннее, а значит, в три раза больше провизии нужно на содержание экипажа, в три раза выше жалование за каждое плавание и, как следствие, гораздо, гора-а-аздо меньше прибыли с вырученных за рыбу денег. Стоит оно того? Нет. За всё время мы потеряли здесь лишь несколько неопытных кайси. Ну и в этот раз, видимо, ваших друзей. Поэтому я и не беру пассажиров, – последние слова он проворчал себе под нос и удалился в каюту.
– И вы ничего не сделаете? – крикнул вслед Иоши, но ответом ему была тишина. – Точно Пучина отчаянных, только такие отчаянные негодяи сюда и сунутся… Ни смелости, ни чести. Я наверх. – Он поднялся и на нетвёрдых ногах попытался дойти до трапа, но его так качало, что он то и дело припадал то на одно, то на другое колено.
– Дослушайте. – Кайсо, похоже, больше не переживал о молитвах. По всей видимости, его новой целью было во что бы то ни стало рассказать легенду Иоши, и он вцепился в эту цель так, словно от этого рассказа зависело не меньше, чем от его молитв. А может, и больше. – Это Пучина отчаянных, потому что в ней отчаяние обменяли на спасение. Бог не заберёт три жизни, ему всегда достаточно одной. И это не обязательно должны быть ваши друзья. Послушайте – и вы сможете угодить морю.
⁂
Мотохару и Чибана были поистине счастливой семьёй. Он любил свою супругу и готов был сложить весь мир к её ногам, а она, в свою очередь, отдавала ему всю себя: сердце, душу, музыку – всё, что в ней было. Лишь одного им недоставало – детей. Мотохару долго молил её о наследнике, а Чибана молила богов. Но как бы они ни старались, сколь сильно и страстно не любили друг друга, – детей всё не было и не было.
Шли месяцы, сменялись времена, и так прошло четыре года. Сначала Мотохару в своей любви к супруге мирился с их судьбой, но чем больше звёздных ночей проходило, тем большей грусти он отдавался. В конце концов эта грусть и тоска по несбыточному так изъели его душу, заволокли пеленой печали глаза, что уже и Чибана перестала скрашивать его жизнь. Ни её красота, ни её музыка, ни её любовь не могли избыть ту зудящую тоску, которая не давала покоя.
Всё меньше ночей он проводил с ней, всё больше предпочитал оставаться один. И лишь море, к которому они неизменно ездили, дарило ему дни покоя, лишь рядом с ним он забывал, чего лишён.
Спустя четыре долгих и мучительных года Мотохару, вернувшись с супругой из Минато, повстречал её – ту, в чьих глазах цвёл зеленеющий луг, ту, чьи волосы метались огнём, ту, что смеялась открыто и громко, играла с детьми во дворцовом саду и сама пряталась меж деревьев, словно ребёнок. Но она не была ребёнком.
– Кто она? – спросил Мотохару своего самурая.
– Мана-сан, дочь нового садовника, – ответил тот. – Они прибыли с запада, но точно не знаю откуда. Говорят, мать её – лисица.
– И что же, мать тоже здесь?
– Нет, господин. Только она да отец. Прибыли неделю назад, а её уже все дети полюбили. Хотя дамы этому не очень рады – слишком невоспитанная особа.
Невоспитанная? Верно. Совсем не похожа на иных дам во дворце. Вызывающая, живущая по собственным правилам, однако это его и влекло. Каждое её движение кричало о свободе, каждая улыбка – о доброте.
⁂
– Погоди, он так отчаянно добивался сердца Чибаны, чтобы потом влюбиться в другую молодую девушку? – возмутилась Чо. – Что за порядки у вашей знати?
– Ревность – порок, – заметил Иоши, и Чо скривилась.
– У вас правда это в порядке вещей? В нашей деревне ему бы за такое ноги отсекли. И ещё кое-что, чтоб неповадно было.
Иоши усмехнулся:
– Вообще-то, это смертельно.
– Вот и славно, – отрубила она и сложила руки на груди, но корабль опять сильно накренило, и пришлось снова хвататься за столб.
– Начинается. – Рёта размял шею, хрустнув ею в обе стороны, и запрыгнул на натянутую меж столбами сетку. – Обустраивайтесь, дня два будем качаться с вами по волнам.
Чо не поверила своим глазам:
– Вы что, спать собрались?
– А что ж мне, двое суток не спать? А работать как?
– А как тут спать, когда все в стороны катаются?
– А вот так. – Он привязал себя к сетке и вытянулся. – Гамак никуда не денется, крепко сидит. Привяжитесь –
