Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
Мы стояли на плацу, ровные ряды кадетов в чёрной форме и начищенных сапогах. В руках у нас – карабины с примкнутыми штыками, и каждый кадет, затаив дыхание, готовился пройти перед строгой комиссией. Раздалась команда и пространство наполнилось звуками Кадетского марша, и это послужило сигналом к началу.
– Ну, с Богом, ребята, – тихо бросил я, а рядом кто-то едва слышно повторил за мной. Мы тронулись, шаг за шагом, печатая каждый шаг с идеальной синхронностью, как единый механизм.
Проходя мимо трибун, я едва сдерживал волнение, но взгляд мой оставался прямо перед собой. Уголком глаза я видел, как офицеры на трибуне выпрямились, наблюдая за нами, а их взгляды были полны неподдельного восхищения.
– Рейхард, гляди-ка, – пробормотал майор Штайнер на трибуне, едва скрывая гордость. – Наши ребята – словно настоящий гвардейский полк.
Рейхард, стоящий позади него, коротко кивнул, не отводя глаз от стройных рядов.
– А ты думал, господин майор, – тихо ответил он. – Всё как надо, ровно, шаг в шаг, эти парни знают, что делают. А старшина Вайс – голова, что надо.
Штайнер сдержанно усмехнулся и пробормотал:
– Таких как этот парень – один на миллион.
Когда Кадетский марш стих, на смену ему зазвучал Преображенский. Под его звуки мы начали выполнять синхронные перестроения и отточенные приёмы с оружием. Переходы от строя к строю, движения оружия, блеск штыков – всё было рассчитано до секунды, и каждый кадет знал своё место в этой хореографии. Главное, не было ни одной команды. Мы проделывали все движения синхронно, сливаясь в единое целое, словно музыка сама руководила нами.
Кульминацией стало прохождение «строй сквозь строй». Кадеты, с винтовками наперевес и блеском штыков, в ходе перестроений разделились на две группы, и проходили друг сквозь друга, так, что штыки едва не касались плеч. Это была филигранная точность, без которой проходить такой строй было бы просто опасно.
Когда мы, взяв винтовки «на плечо», в завершение снова прошли мимо трибуны, мне показалось, что всё проходит как во сне. Едва мы закончили, как в следующее мгновение раздался гул аплодисментов. Эти аплодисменты были настоящими, взрывными, и я удивлённо посмотрел на трибуну. Офицеры встали, некоторые даже слегка улыбались. Один из полковников подошёл к генералу и сказал:
– Сэр, если эти кадеты так пройдут на параде, это будет лучшее выступление, что видела империя.
Генерал, с виду строгий и неприступный, также слегка кивнул, обратившись к Штайнеру.
– Майор Штайнер, ваши кадеты показали достойную дисциплину и воинский дух. Считайте, что Генеральный штаб впечатлён. Выражаю вам нашу благодарность и уважение.
Штайнер, слегка смутившись, ответил:
– Благодарю, господин генерал. Это всё заслуга этих парней, и особенно старшины Вайса.
– Похвально, господин майор, что вы так воспитываете своих кадетов. Это будет отмечено в приказе. Пригласите сюда этого вашего старшину Вайса.
Меня вызвали на трибуну. Генерал окинул меня взглядом и произнёс:
– Кадет Вайс, я уверен, на вас вся страна будет смотреть с восхищением. Отличная работа, юноша.
В день юбилея императора погода была идеальной: солнце светило ярко, но было совсем не жарко – именно то, что нужно для парада. Мы выстроились в указанном нам месте, и хотя старались держаться спокойно, напряжение и волнение читались на каждом лице. Это было не удивительно: участвовать в параде с лучшими из лучших подразделений армии и флота – мечта для любого кадета. Наверное, каждый из нас запомнит этот день на всю жизнь.
Под развёрнутым знаменем Корпуса мы вышли на центральную площадь столицы. Едва наш строй ступил на брусчатку, как грянул гром «Прощания славянки». Этот мир ещё не знал такой энергетики, какая шла от этой мелодии. Мы печатали шаг и, казалось, весь мир содрогается от слитных ударов наших подошв по брусчатке. Окружающее словно померкло, все эмоции исчезли. Мы были единым целым, единым организмом, живущим этой энергией, этой музыкой. Штыки перед нами горели холодным пламенем. Вся площадь, все эти тысячи собравшихся на ней смотрели на нас затаив дыхание.
После прохождения всех участников парада на площадь выехали императорские гвардейцы на своих вороных лошадях. Их церемониальные кирасы и блестевшие на солнце начищенные шлемы идеально гармонировали с мастью лошадей. Гвардейцы неспешно проехали туда-сюда по площади строем, покрутились и покрасовались перед восторженной публикой, посылая отдельным дамам воздушные поцелуи, и так же неспешно уехали под восторженные крики толпы.
Как гром среди ясного неба раздался БУМММ – слитный удар больших барабанов, заставивший всю площадь и её окрестности погрузиться в полное молчание. За ним ещё один, потом ещё. Темп убыстрялся, пока не достиг 120 ударов в минуту. Внезапно барабаны смолкли и на секунду стало слышно, как где-то далеко заплакал ребёнок. Мы стояли в парадном строю на краю площади, там, куда совсем недавно продефилировали гвардейцы. Несколько секунд тишины, показавшиеся нам вечностью, и вот раздались первые аккорды Преображенского марша.
Я не мог знать, как наше выступление смотрится со стороны, но я прекрасно чувствовал каждого из кадетов, словно мы были единым организмом. Все наши движения были безупречны, все перестроения выполнялись чётко и слитно. При прохождении «строй сквозь строй» я краем глаза увидел, как несколько особо впечатлительных дам просто упали в обморок. Наконец мы вновь выстроились в парадную коробку и, вскинув карабины на плечо, так, что по остриям штыков словно молния пробежала от отражённых лучей солнца, под «Прощание славянки» покинули площадь. А за нашей спиной раздался гром оваций. Сам император, сидевший на трибуне, медленно встал, поднял руки и несколько раз хлопнул в ладоши.
Мы покинули площадь, и только тогда я ощутил, как по спине побежали струйки пота, а сердце всё ещё билось, будто от изнурительного бега. Едва я сделал несколько шагов, как ко мне подлетел майор Штайнер, сияющий, словно начищенная пряжка. Он махал кулаками по воздуху, лицо раскраснелось, он едва сдерживал свои эмоции.
– Вайс! Это было… это было… Ы-ы-ы! – промычал он нечто нечленораздельное, явно не в силах подобрать слова, но от переполнявших чувств выпалил с восхищением, тряся головой: – Чёрт возьми, вы превзошли все ожидания!
Я коротко кивнул, улыбаясь, но волнение не отпускало.
– Спасибо, господин майор, – ответил я, стараясь говорить ровно, но голос выдавал все переживания. – Мы просто сделали то, к чему долго и упорно готовились.
Штайнер махнул рукой, всё ещё
