За что наказывают учеников - Наталья Сергеевна Корнева
Глава 12
Саламандра пляшет в огнеЧасть 2
Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света
Цветет красный шиповник. День двадцать пятый от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель
*киноварью*
— Этому титулу не стоит звучать, — пренебрежительно фыркнул Игнаций. — Элиар не Великий Иерофант. Жалкий фасад — вот и все, что осталось от когда-то священного сана…
— Может, отважишься сказать это ему в лицо, а не за спиной? — слегка усмехнулся Элирий, не отказав себе в удовольствии поставить разошедшегося названого брата на место. Конечно, и сам он не воспринимал волчонка в качестве Великого Иерофанта, но откровенное презрение к ученику со стороны Золотой Саламандры было совершенно недопустимо. — Жрец Черного Солнца или самозванный Великий Иерофант — он все еще мой ученик. И я буду решать его судьбу сам.
Строго говоря, Элирий лукавил: после того, как поднял на него руку, по закону Элиар уже не мог считаться его учеником. Духовная связь между ними была разорвана, печать контроля Запертого Солнца сломана за десять лет до первой смерти Красного Феникса. Но для Игнация, кажется, до сей поры все это оставалось тайной: тот не возразил и вообще никак не дал понять, будто знает о произошедшем в павильоне Красных Кленов поединке. Искусное притворство? Или Яниэр не предал его хотя бы в этом?
Первый ученик едва заметно вздрогнул, несомненно, уловив суть этой маленькой аккуратной проверки. Взращенный в Ром-Белиате, царстве недомолвок и полутонов, Яниэр был привычен к интригам в интригах, внутри которых — новые и новые интриги… и так этот клубок запутывался до бесконечности.
— Своими действиями ты хочешь добиться, чтобы он обрушил на Запретный город всю мощь черного солнца? — не давая Игнацию опомниться и поразмыслить над сказанным, задал новый вопрос Красный Феникс.
— Черное солнце велико и тяжело, — нахмурился Игнаций, — оно не отпускает от себя животворящий свет и само напитывается им, отправляя на землю лишь губительное излучение, вызывающее безумие и черный мор. Дело не только в Ром-Белиате: твоему городу не удастся одному остаться в стороне, когда весь Материк опрокинется во тьму. Когда взойдет черное солнце, мир должен угаснуть, и мы уже близки к этому. Черное солнце — великая бездна, в которую мы упадем.
Элирий также помрачнел. Возразить Игнацию было нечего: тот был осведомлен об истинном положении вещей не хуже, чем он сам. Обычный человеческий взгляд не видит черное солнце. Лучи его сияют глубоко внутри, проникая в самое сердце и необратимо изменяя его природу. Черное солнце велико и тяжело… так и его Второй ученик стал таким же тяжелым и темным, словно огромная переродившаяся звезда. Оказавшись в поле его притяжения вновь, второй раз можно не рассчитывать вырваться на свободу, как это чудом удалось в Ангу.
— Я думаю, Элиар и сам желает остановить черный мор, — тем не менее возразил Красный Феникс.
— Зачем ему желать этого? — Игнаций покачал головой, не забыв вновь состроить презрительную гримасу. — Из проклятия черного солнца Элиар черпает силу. Чем яростнее излучение, тем могущественнее становятся служители запретных искусств, и самые сильные из них — Черный Дракон и Ночная Фурия.
— Однако, чтобы остановить черный мор, Элиар принес в жертву своего достопочтенного Учителя, — негромко вмешался Яниэр. — Не будем забывать: он отдал для этого самое дорогое, самое большее, что только мог отдать. Нельзя утверждать, будто Элиар вовсе не борется с последствиями излучения.
— В том-то и дело, — резко оборвал его Игнаций, — Элиар лишь борется с последствиями, причем совершенно чудовищными методами. В то время как я предлагаю способ раз и навсегда устранить причину. Разве ты не согласен со мною, Яниэр? Разве ты оправдываешь принесение в жертву своего наставника?
Первый ученик только сверкнул глазами, не найдя, что можно противопоставить суровым обвинениям Золотой Саламандры.
— Разве могу я оправлывать подобное тяжкое преступление? — как можно спокойнее отозвался он наконец. — Разве могу я не согласиться с мудростью вашей светлости? За то, что Элиар сделал с Учителем… за то, что он сделал со всем Материком, он должен понести заслуженное наказание. Так или иначе, мы обязаны остановить его.
Элирий вздохнул: в словах Первого ученика он слышал правду. Да, Яниэр, несомненно, говорил пред лицом наставника правду. Но в чистейшей правде этой не было милосердия и любви, а значит, она была много хуже лжи. Кроме того, и Яниэр, и Игнаций оба умалчивали о главном. О том, о чем сам он упрямо молчал долгие годы в прошлом и не мог признаться даже сейчас: часть вины за происходящее была и на нем.
Очень трудно порой не искать удобного внешнего врага и принимать собственные преступления.
Очень трудно не только произнести вслух, но и осмыслить эту горькую истину. Не трудно, нет… невозможно. Во лжи ведь главное — самому первым поверить в нее. Только тогда ты сможешь вынести ее тяжесть.
— Я предлагаю вам самый быстрый путь к победе, — в голосе Игнация послышалось нетерпение и растущее раздражение.
— Не бывает быстрых путей, — покачал головой Элирий. — Кто ищет кратчайший путь — идет сквозь бездну.
— Что останавливает тебя от того, чтобы свершить возмездие, Лестер? — все более выходя из себя, Игнаций подозрительно сузил глаза. — Неужели ты не смеешь выступить против своего ученика?
— Мне не нравится твой тон, — сухо оборвал Элирий. — И как должно понимать слова «не смеешь» в отношении законного наместника небожителей?
Пытаясь успокоиться, Красный Феникс медленно вдохнул и сделал длинный выдох, словно вынырнул из-под воды, прежде чем вновь заговорить.
— Я не поощряю бессмысленную ненависть, — объявил он наконец. — Жестокий метод запечатывания души относится к особо опасным и запрещенным магическим техникам. Применять его следует лишь в исключительном случае. Силу можно проявить и через милосердие.
— Преступление, о котором идет речь, слишком серьезно, чтобы демонстрировать милосердие, — безапелляционно заявил Игнаций. — Чистая кровь Совершенных, пролитая твоим недостойным учеником, сквозь века взывает к отмщению! Элиар запятнан самым черным грехом: он предал тебя и предал свой храм. От содеянного не уйти: ни один предатель не должен избегнуть наказания.
— Каждый из вас в свой час предал меня, — веско заметил Элирий, приподняв бровь. — Когда вы подумаете о собственных грехах, времени обсуждать чужие не останется.
Воистину, в этом несовершенном мире не предают только мертвые. Что толку говорить об этом вновь и вновь.
Прекрасные
