Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
А вот во дворце Вайсбергов всё было серо и уныло. Эхо наших шагов, казалось, проникало в самую душу, будто напоминая, что здесь давно никто не жил по-настоящему. Мы бродили по безлюдным коридорам, ощущая какой-то затхлый запах, словно зловещая пелена прошлых дней накрывала это место.
Комнаты были пустыми, с открытыми дверями и старинной вычурной мебелью, от которой веяло холодом. Прогулки по этим просторам казались не только физическим, но и душевным испытанием. Далеко за пределами этих стен осталась привычная жизнь, а здесь, внутри, время, похоже, застыло.
Не сговариваясь, мы решили снять номер в гостинице, подумав, что так будет спокойнее, чем ночевать в пустынном огромном дворце, полном уныния и запустения. Мы подняли чемоданы и покинули дворец, чтобы, уже отдохнув, вернуться сюда с новыми силами и понять, что делать дальше.
Всё же служба безопасности у императора работала хорошо. Когда хотела. Во всяком случае, нас они нашли достаточно быстро. Уже на следующий день после того, как мы вселились в гостиницу, Софи получила приглашение на аудиенцию к императору. Она повернулась ко мне, глаза её сверкнули озорным огоньком:
– Ты идёшь со мной, – сказала она так уверенно, что спорить не имело смысла.
Мы прошли по коридорам дворца, где густые ковры приглушали шаги, а на стенах висели портреты предков с пристальными взглядами, будто они наблюдали за каждым, кто осмеливался ступить сюда. Тяжёлые двери гостиной распахнулись без лишнего шума, открывая нам просторную комнату, наполненную мягким светом. Здесь не было той помпезности, что царила в залах для официальных приёмов. Уютный камин мерцал оранжевыми отблесками, кресла были обиты бархатом тёплых оттенков, а на низком столике стояли фарфоровые чашки с ещё дымящимся чаем.
Его Величество встретил нас в непринуждённой обстановке, будто мы были не подданными, а старыми знакомыми. Он стоял у окна, задумчиво глядя на сад, утопающий в золотистом закатном свете. Увидев нас, император обернулся и, сдержанно улыбнувшись, сделал шаг вперёд. Его взгляд был острым и внимательным, но в то же время по-домашнему тёплым.
Там же, у камина, сидела Полина с гувернанткой. Девочка перебирала бисер на узорчатой подушке, сосредоточенно морща лобик. Внезапно, заметив нас, она вскинула голову. В её глазах вспыхнуло узнавание, и через мгновение комната ожила её звонким криком:
– Папка! Папочка!
Она соскочила с кресла и, забыв о всяких приличиях, бросилась мне на шею. Тонкие ручки обвили меня с такой силой, что я едва удержался на ногах. Её волосы пахли лавандой и солнцем, а маленькое сердечко колотилось так быстро, что я почувствовал это даже через тонкую ткань её платья.
Я опустил руки, обнимая её крепче, чувствуя, как что-то тёплое и настоящее наполняет грудь.
– Полина, милая… – только и смог вымолвить я, голос предательски дрогнул.
Император наблюдал за этой сценой с нескрываемым интересом. Его строгие черты смягчились, в глазах промелькнула тень улыбки. Он подошёл ближе, сложив руки за спиной.
– Похоже, вас здесь очень ждали, – сказал он негромко, но в голосе звучала лёгкая ирония.
– Я вижу, у вас всё серьёзно, – произнёс император, слегка приподняв бровь и глядя на нас с той тонкой, почти незаметной улыбкой, которую носят люди, привыкшие держать судьбы целых государств в своих руках. – Когда свадьба?
Мы с Софи переглянулись. В её глазах сверкнул лёгкий оттенок смущения, который мгновенно отразился и во мне. Об этом мы как-то не думали. Вернее, забыли. Забыли, что я теперь не Эрвин, а Виктор. Забыли, что формально Софи – вдова. Забыли, что прошлое, как ни старайся, всё равно стоит за плечом, напоминая о себе в самых неожиданных моментах.
– Мы… – начал было я, но замолчал, не найдя подходящих слов.
– Я думаю, тянуть с этим не следует, – продолжил монарх, его голос звучал мягко, но в нём была та стальная нить, которая не допускала возражений.
Софи крепко сжала мою руку, её пальцы были тёплыми, но я почувствовал, как напряжение прокатилось по ней, словно лёгкая дрожь.
– Только у меня есть одно условие, – добавил император, и в комнате сразу стало тише, будто даже стены замерли, чтобы не пропустить ни слова.
Он подошёл ближе, остановившись напротив нас, и посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был спокойным, но в нём читалась не просьба – решение уже было принято.
– Я бы хотел, чтобы вы, господин Орлин, взяли фамилию жены.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые и неизбежные. Я почувствовал, как Софи замерла рядом.
– Род Вайсбергов, – продолжил он, делая небольшую паузу, – очень многое сделал для империи и для меня лично. Я бы не хотел, чтобы он канул в Лету.
Он говорил не с нажимом, но каждый его слог звучал, как печать, которую ставят на важнейшем указе.
– Вы, насколько я знаю, сирота и не привязаны к какой-либо семье. Поэтому затруднений не возникнет. А соответствующий указ я подпишу.
Я услышал, как Софи затаила дыхание, и краем глаза увидел, как она посмотрела на меня. В её взгляде было что-то, что не требовало слов – не страх, не тревога, но ожидание. Она знала, что я скажу. И я знал тоже.
Я медленно кивнул.
– Для меня это честь, ваше величество.
Император слегка наклонил голову, словно подтверждая, что всё идёт так, как должно.
В тот момент я понял: фамилия не делает человека. Но иногда, чтобы построить своё будущее, нужно принять груз прошлого. Даже если он носит имя Вайсбергов.
Через пару дней мы втроём отправились в имение к леди Адель. Дорога была тиха и задумчива, словно и сама природа чувствовала груз, который мы везли с собой – не в багажнике кареты, а в сердцах. Софи смотрела в окно, её лицо было напряжённым, взгляд цеплялся за пустые поля, редкие рощицы и узкие просёлочные дороги, словно ища в них ответы на вопросы, которые не осмеливалась задать вслух.
Имение встретило нас тишиной. Когда-то величественное, оно казалось выцветшим. Каменные стены, покрытые тонкими трещинами, словно морщинами на лице старика, больше не отражали того блеска, что был в былые времена. Двор утопал в опавших листьях, трава пробивалась сквозь трещины брусчатки. В воздухе витал запах увядания – не гнили, нет, а чего-то старого, давно забытого, как письма, спрятанные в ящике, который никто не открывал годами.
Мы шли по аллее к центральному входу, и каждый шаг эхом отзывался в сердце, будто сама земля знала, что сейчас произойдёт нечто важное. Тяжёлые кроны старых деревьев, склонившихся над аллеей, казались молчаливыми свидетелями наших мыслей и чувств. Лёгкий ветерок тронул края плаща Софи, но
