Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская
Он ждал, что Иоши поймёт. Должен понять. Но тот продолжал смотреть на горизонт и говорить совершенно спокойно:
— Твои доводы неразумны. Если бы мятежниками были люди, ты бы тоже изгнал их всех? Горстка недовольных — это не все ёкаи империи. Но ты приравнял каждого из них к преступникам. Где же здесь справедливость?
Наивные мысли незрелого правителя. Иоши был хорошим воином, но слабым полководцем. Не готовым…
— Ёкаи не люди. Ты видишь их сейчас слабыми и угнетёнными, беззащитными и оттого безобидными. Но история показывает, что стоит дать им права, свободу — и они будут требовать большего. Отец Мару был мягким императором. Как и сам Мару. Меньше чем через год после своего восшествия на престол он вновь открыл столицу для ёкаев, потому что мыслил как ты. Не все из них мятежники… Но мятежники — всегда они.
— А как же шиноби?
— Даже они не доставляли столько хлопот. Их преступления обычно мелкие и незначительные, неопасные для дворца. Они наёмники, в то время как ёкаи угрожают безопасности всей империи и самому императорскому роду.
На этих словах Иоши всё же повернулся к нему. Мэзэхиро ждал увидеть то самое понимание, которого добивался этим разговором, но губы сына изогнулись в ухмылке.
— Императорскому роду, правда? Тому, который ты сам уничтожил?
— Я не убивал дочь Мару.
— Но убил его самого.
— Он стал слишком мягок. Чем больше утекало времени, тем слабее был его дух. Его супруга сделала его таким, и я видел, как это происходит. Надеялся, что её смерть хоть что-то изменит…
— Ты убил его прямого наследника.
— Только потому, что он отправился вместе с ней. Я не планировал смерть Хидэаки, но отступать было слишком поздно. Пришлось заплатить эту цену за будущее Шинджу.
— Как мягок ты к собственным убийствам и как жесток к чужим злодеяниям…
Мэзэхиро вздохнул. Это начинало утомлять и раздражать. Он чувствовал, как злость и нетерпение накатывают, готовые вырваться наружу, но держал их, вспоминая, как сам спорил с отцом, когда был во власти своей влюблённости. Это её мысли, не Иоши. Нужно ещё немного терпения…
— Я поклялся защищать империю, — сказал он. — И я следую этой клятве. И, как видишь, оставил Киоко в живых, даже когда она выступила против меня, против Шинджу. У меня нет цели уничтожить род Миямото. Моя цель — сохранить здесь мир, одолеть основную угрозу. Этим я и занимаюсь. Твоя супруга хорошо знает историю. Она не рассказывала тебе, кто был виной большей части войн внутри страны? Кто был виной самых громких преступлений в столице? Кто оказывался виновным в покушении на жизнь Первейшего поколение назад, и два, и три, и больше? Ёкаи всегда были здесь. И всегда несли с собой лишь разрушения. Да, то, что я делаю, — жестоко. Но это вынужденная жестокость, которая подарит Шинджу столетия мира. А может, и вечность.
Он замолчал, и повисла тишина. Иоши не смотрел на него. Снова. И не отвечал. Но Мэзэхиро и не требовал ответа.
— Я оставил свою любовь ради этой страны, — сказал Мэзэхиро. — Отец был прав: твоя мать дала мне нужное положение в обществе. Сёгун и химэ. Мы оказались лучшими супругами друг для друга.
— Я знал, что ты никогда её не любил.
— И ошибался. Твоя мать не могла заменить Мэдоку, но я её любил — и люблю — по-своему. Так или иначе, я сделал то, что от меня требовалось, во имя долга и чести. И я хочу верить, что ты воспользуешься отведённым тебе временем, чтобы принять правильное решение. В первую очередь ты мой сын и мой император. Так поступай, как подобает правителю.
С этими словами он вышел. Иоши поступит верно, он знал. Он помнил того сына, который отдал приказ очистить столицу, как только взошёл на трон. Он знал, что Иоши умеет принимать нужные решения, когда верит в их необходимость, когда знает истину. Осталось только дождаться, когда он её примет.
* * *
Фиалковое небо обнимало солнце, и Киоко невольно залюбовалась этим безоблачным днём. Даже не верилось, что время жизни подходит к концу. Уже полгода Ши был её домом, а оками — семьёй. Хока обращалась с ней не хуже, чем родная мать, а Акито без устали показывал ей всё новые и новые грани леса.
Она была права, когда решилась уйти. При всём желании и упорстве она не смогла бы взять от сэнсэев столько, сколько взяла здесь, не сумела бы развить дар Инари настолько, насколько ей удалось в лесу.
Внезапно запахло нежными цветами качимы. Почти неразличимо, она бы и не заметила, если бы вместе с запахом не появилось ощущение мягкой пушистой ки. Самой нежной из всех, что ей доводилось чувствовать.
Она не подала виду, что заметила, не обернулась. А когда сзади раздался торжествующий возглас и на плечи опустились тяжёлые лапы — охнула, словно от неожиданности, и упала на землю, сразу собираясь и делая кувырок, чтобы немедленно подняться.
— Поймал, поймал! — Джиро вскочил и довольно завилял хвостом. Он был уже совсем не тем волчонком, каким она встретила его впервые. Вырос почти с Акито, только оставалась ещё эта подростковая вытянутость, выдававшая его юность.
Киоко усмехнулась.
— Как всегда. — Она отряхнула кимоно и выпрямилась. — Поохотимся?
— То есть я поохочусь на тебя. — Он припал на передние лапы, словно готовый нападать.
— Если сможешь.
Она почувствовала, как крылья расправились за спиной и ветер тут же заструился меж перьями, перебирая их, словно сам был в нетерпении.
— Посмотрим! — Джиро прыгнул, и Киоко тут же отстранилась, позволяя ему пролететь мимо. Он был шустрым и сильным, но слишком порывистым.
Из куста, куда улетел Джиро, раздался рык. Киоко одним усилием воли отклонила ветви в стороны, между ними показался оскал.
— Рычать лучше после того, как вылезешь из укрытия.
— Знаю, — раздражённо бросил Джиро и прыгнул прямо на неё, Киоко легко увернулась, отлетев в сторону на два шага.
— А это был хороший прыжок!
— А теперь будет хороший бег! — Он скакнул вперёд и клацнул зубами у самого подола кимоно, Киоко едва успела отстраниться. Но Джиро всё наступал, и она шаг за шагом в конце концов развернулась, перейдя на бег, а потом и вовсе полетела. Оками бегал слишком быстро, поэтому в схватке с ним можно было взять верх либо уворачиваясь и
