Мутные воды - Алёна Дмитриевна Селютина
— Давай.
Молча они прошли по улице до спуска к реке и направились вдоль нее, медленно удаляясь от поселка. Миновали пришвартованные лодки и группу детей, что с визгом бросались в воду, поднимая столбы брызг.
Женя выписалась из больницы с утра, написав отказ от госпитализации. Она хотела сделать это еще вчера, но врачи встали насмерть. Борт из Якутии прилетел и улетел ни с чем. Саргылана Ивановна была счастлива. Вместе с ней Клим скормил огню самые пышные лепешки, а потом еще несколько конфет и чуть-чуть молока. Приходил Антон, выслушал новости и, кратко поблагодарив, ушел. Клим посмеялся над собой: приревновал к мальчишке… Но с другой стороны, был ему благодарен: если бы не студент, он бы, может, так и не понял своих чувств. Потом попытался разгрести лавину из сообщений, присланных с работы, плюнул на это гиблое дело и позвонил Яше. И едва не заплакал, когда услышал его обеспокоенный голос.
Ночь Клим провел без снов. А утром пришел в больницу и застал Женю ругающейся с медсестрой.
— За вами присмотр нужен! — восклицала медсестра.
— За ней есть кому присмотреть, — пообещал Клим, возникая за Жениным плечом, и лучезарно улыбнулся. — Мы вам так благодарны, вы не представляете! Это вам!
И протянул медсестре пакет со сладостями и фруктами.
— Да вы что удумали? — всплеснула руками медсестра. — Уберите немедленно!
— От чистого сердца, — поклялся Клим. — Спасибо, что позаботились о Жене.
— Ей нужно наблюдаться!
— Обещаю не отходить от нее ни на шаг.
— Ну, знаете ли, если что потом случится, мы в этом виноваты не будем!
— Разумеется, — подтвердил он, — но я клянусь: с ней ничего не случится. Я о ней позабочусь.
Женя взглянула на него. «А что, — подумал Клим, — двадцать два года прошло, самое время обновить клятву».
Медсестра в сердцах хмыкнула, но уступила: выдала Жене бланк и ручку.
— Свобода, — выдохнула Женя, выйдя за порог больницы.
— Я ускользнул от Эскулапа, худой, обритый — но живой[1], — засмеявшись, процитировал Клим.
— Вообще не смешно.
— Согласен. Извини. Что дальше?
— Душ. А потом я сообщу Роме радостную новость.
Пойти с ней к Роману Владимировичу Женя Климу не разрешила. Сказала, что он не даст ей разгуляться, и предложила побродить по Оленьку — скрасить ожидание. Для человека после комы Женя действовала на удивление бодро. Но Клим видел: она зла и напугана, это-то и есть топливо.
И вот теперь, разобравшись с делами и более не имея возможности вложить свой ужас во что-то продуктивное, Женя покрылась иголками и приготовилась отбиваться. Поскольку, если не считать детей, чьи крики уже стихали вдали, на пустынном берегу Оленька они были вдвоем, видимо, от него.
Какое-то время они продолжали идти молча. Женька кусала губы, Клим созерцал пейзажи. За долгие годы он уяснил, что нет смысла тратить время на подготовку к ее взрывам, лучше использовать его на что-то более полезное.
— Про Оленёк существует две легенды, — наконец подала голос Женя. — Первая гласит: жил человек, и сделал он столько зла, что был сослан богами в тундровую глушь, обратился в реку и теперь обречен на вечное одиночество.
Она замолчала.
— А вторая? — спросил Клим.
— Она похожа, — после небольшой паузы вздохнула Женя. — Скитался по земле человек, и был он так одинок, что превратился в реку…
В ее словах Климу послышалось скрытое сравнение.
— Ты не одинока, — качнул головой он.
Женя не ответила.
— Знаешь, что я понял? Часто мы сами делаем себя одинокими. Возводим стены и не отвечаем тем, кто просит пустить за них. Порой кажется, что так будет лучше. Но это неправда.
Женя остановилась и повернулась к реке.
— Первым же рейсом отсюда улетим в Якутск, а оттуда вернемся домой. Я поговорю с Максимом. Если верить моему выписному эпикризу, я до сих пор при смерти, так что вряд ли кто-то скажет что-то против, если я не выйду на работу. Весь август я буду его. Разумеется, если он захочет.
Клим вздохнул. Когда она уже научится делить свои решения пополам?
— Разумеется, Макс захочет. Но совсем весь август — это плохой вариант, не нужно таких жертв, так ты снова сбежишь от нас, если Макс не сделает это первым. Жень, не надо себя ломать. Тебе все равно не стать матерью-наседкой, да и поверь мне, Максу это не нужно. Вам надо искать свой способ быть рядом. Слушай, а давай куда-нибудь рванем втроем. У меня же тоже в августе отпуск. И поверь, вне четырех стен с ребенком проще.
— Ты серьезно?
— Да.
— Надо подумать…
— Надо не думать, а делать, а то так еще двадцать лет потеряем. А как вернемся, я свожу тебя к своим родителям.
Женя резко обернулась.
— Что?
— Я хочу представить им тебя. Они давно об этом просили.
— Клим… Я…
— Что ты?
— Мы ни о чем не договорились, — тихо, но уверенно произнесла Женя.
— Эй, ты съела M&M’s!
— Клим!
— Ты не хочешь быть со мной? — серьезно спросил Клим.
На мгновение ему показалось, что сейчас она скажет «нет». Но Женя ничего не ответила. Вновь отвернулась к реке.
— Жень, поговори со мной, — потребовал Клим. — Давай же. Сейчас мы одни, и спешить нам некуда. Ты давно разлюбила меня, да?
— Нет… Но это слишком серьезный шаг. Я не могу принять решение так быстро.
— Почему? Ради этого нам потребовалось прождать двадцать два года, забраться на край света, а тебе — едва не умереть. Что тебе еще нужно, чтобы принять это решение?
— Ты не понимаешь…
— Да. Не понимаю.
— А если все пойдет не так?
— До этого все шло так. И знаешь, я начинаю думать, что ты не этого боишься.
— А чего?
— Ты боишься позволить это себе, а это разные вещи. Женя, что случится, если ты подпустишь меня ближе?
Маленькая девочка в пустой комнате, протягивающая к нему руки. И барьер, который он не смог преодолеть. Потому что как бы сильно Женя ни хотела к нему, она себе этого не разрешила.
Клим развернул ее к себе за плечо. Женя старательно не смотрела ему в глаза.
— Если ты разрешишь себе? Что будет? — повторил он.
Она закрыла глаза. Из-под сомкнутых век скользнула слеза.
— Просто скажи мне.
— А вдруг все поломается? — выдохнула Женя.
— Что поломается?
— Мы. Наша жизнь. То, чего удалось достичь… Вдруг все выйдет из-под контроля? И в этом буду виновата я… Мне страшно…
Клим не удержался и прижал ее к себе.
— Да, ты можешь ни к кому не привязываться, — вздохнул он. — И обратиться в реку. Но знаешь, почему с тем человеком такое
