Саламандра - Полевка
Тиро рыкнул у подножия лестницы и оттуда стремительно слетела вторая сестричка. Вместо нее поднялся Пин и стянул вниз лохматого и явно полусонного Козюля. Он был в полупрозрачных шароварах и такой же прозрачной рубашечке.
— Тиро, ты выдал ему одежду империи? — уточнил Лекс и, увидев кивок управляющего, отдал команду, — я велел не появляться передо мной в прозрачных тряпках? Тиро, порви это непотребство! Я запрещаю носить еду в гарем, он не наложник, а воспитанник. Он может не тренироваться и не делать работы по дому, но дисциплина в доме для всех. Все одеваются, как положено, и едят, где положено.
— Он проплакал всю ночь, — Олива оказалась рядом и вздохнула, глядя, как Тиро рвет на худеньком теле одежду, — пожалей малыша, ему так тяжело, дай ему время привыкнуть.
— Я его сюда не в клетке вез, — Лекс выпрямил спину и ожёг взглядом Оливу, — и рабский ошейник на него не надеваю. Я даже пожалею его невинность, вдруг его семья обратно заберет, но я не буду делать ему поблажек и потакать его капризам. Он не дома, и ему надо это понять. Единственное, что от него требуется, это послушание и дисциплина.
Козюль разрыдался и пытался удержать на себе обрывки шаровар и рубашки. Тиро недовольно поморщился и подтолкнул его в сторону лестницы, с пожеланием, чтобы он сам оделся и вернулся обратно, как послушный ребенок.
— Тиро, Олива, напоминаю вам, что правила едины для всех, если Козюль будет плохо себя вести или попытается ещё раз устроить бардак в доме, вы должны будете его наказать, как будто это Май или другой из подопечных. Я не потерплю капризов ни от кого, кроме Ламиля, и то, звезда моя, — Лекс покосился на замершего ребенка, — я буду терпеть твои выбрыки до поры до времени, а потом отшлепаю и не посмотрю, что ты маленький! Понял меня? Будешь послушным, буду целовать и обнимать, — Лекс поцеловал малыша, — а если будешь баловаться, как тот мальчик, то по попе шлеп-шлеп!
Лекс тихонечко хлопнул по попке малыша, тот вопросительно поднял бровки и задумался. Все на кухне замерли, ожидая решения ребенка.
— Зи! — улыбнулся маленький собственник и отпустил косу Лекса.
Игры, зрелища и сплетни
Сборы в Колизей были стремительными. Лекса быстро переодели, переобули и переплели заново косу. Ламиль в это время разрешил Ма взять себя на руки и покормить, а потом прижался к Лексу и почти сразу заснул. Сканд подхватил мужа с ребенком на руки и положил их на паланкин, который сразу подняли и понесли из дома. Лекс только успел крикнуть, чтобы Ма не потеряли по дороге в этом людском муравейнике.
На улице действительно было много подвыпившего народу. Хорошо, что носилки сопровождали и монахи. Лекс как-то незаметно для себя привык к их молчаливому присутствию в своей жизни. И теперь, не увидев на улицах безликих фигур в мешковатых рясах, он скорее ощутил бы тревогу, чем чувство свободы от соглядатаев. Лекс переложил Ламиля с плеча на колени и стал крутить головой, вбирая в себя ощущения праздника. Все люди бурно приветствовали Сканда и Лекса, и почти сразу замолкали, увидев спящего ребенка на его коленях, но это не мешало людям радоваться их появлению и махать руками, выражая восторг.
Лекс внимательно рассматривал надписи и рисунки на стенах. Местные жители использовали их, как каналы городских новостей. Глядя на эти надписи и рисунки, можно было понять, о чем переживает город. После победы над пиратами люди рисовали горящие корабли и проклятия пиратам. Когда приехал Чаречаши, то появились надписи с его именем. Когда родился ребенок — стали рисовать императорскую чету, и хотя эти рисунки порой напоминали шаржи, но надписи были добрыми. Люди писали здравицы императорам и ребенку. А сегодня Лекс опять увидел свастику огня, или, как ее здесь называли, знак Саламандры. А еще появились узоры орнамента, где свастика переплеталась вокруг меча, а теперь еще сюда вплели и пятиконечную звезду.
Лекс попросил задержаться возле такого орнамента. Изображения свастики и звезды будили воспоминания из прошлой жизни, а в сочетании с мечом это выглядело, как в театре военной пропаганды, и вызывало тревогу…
— Интересно, — Сканд задрал голову и рассматривал орнамент из повторяющихся фигур, — звезда, похоже, вписалась в нашу семью и стала ее частью. Я не против, ты очень красиво смотришься с младенцем на руках. Надо будет заказать камнерезам статую с этим изображением. Сделать большую статую для украшения дома, и еще маленькую, чтобы я брал ее в поход.
— Какой поход? — заволновался Лекс, — разве намечается какая-то война?
— Армия должна воевать, — Сканд пожал плечами, — какой смысл держать ее дома? Вот выплатят людям до конца все деньги после Теланири и пиратов, вояки их пропьют и прогуляют и начнут ныть, что им скучно. А где скука, там и падение дисциплины, и сразу драки и беспорядки. А когда армия на марше, то все собраны и сосредоточены на предстоящей цели. Так что, рано или поздно, но для нас найдется дорога и неприятель в конце пути.
Сканд скомандовал отправляться дальше, а Лекс задумался о будущем. Неужели нельзя найти мирное применение такому количеству людей? Тем более, что скоро начнется стройка, границы города будут расширяться, потребуются сильные мужские руки… надо поговорить с Кирелем…
На улицах продолжалась праздничная суета. Но сегодня горожане торопились занять места в Колизее. На подходах к Колизею появились «живые афишки». Молодые парни стояли на тумбах и с выражением и вычурными позами рассказывали о предстоящих выступлениях. Сегодня вместо добровольной жертвы на арене Колизея будет проведена казнь преступников. Ораторы вдохновенно вещали, кто именно и за какие злодеяния будет сегодня умерщвлен, и каким именно способом. Там было и затаптывание насмерть грузовыми ящерами и разрывание на куски ездовыми. И, конечно, травля боевыми.
Во второй части представления выступали пираты. «Афишки» взмахивали руками в экстазе и закатывали глаза, рассказывая, при каких условиях пираты попали в плен. Они со вкусом перечисляли всех плененных пиратов поименно, особо красочно расписывая их кровожадные подвиги и ужасную славу. Они твердили один и тот же заученный текст и выглядели, как голографическая запись с одной новостью, запущенной по кругу. С той лишь разницей, что стоило рядом с афишкой появиться в этот момент Сканду, как оратор прерывал выступление и, вытянув руки к генералу,
