Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская
Когда он ступил на землю, она уже сидела под сосной, подобрав под себя ноги. Сидела, смотрела вдаль и не шевелилась, словно и не совсем живая. Ветер трепал её волосы и рукава, и это был единственный признак того, что она настоящая. Он молча сел рядом и тоже поднял взгляд к горизонту. Небо серое, как и всегда в это время года. Дожди шли всё чаще и становились всё сильнее, даже сейчас земля казалась сырой, но её это не беспокоило, а значит, и его тоже.
Он не видел красоты в сером небе, встречающемся с рябью озера, но она, кажется, видела, а потому он смотрел и молчал, не смея нарушить этот покой. Может, если смотреть достаточно долго, он тоже сумеет разглядеть, понять эту красоту?..
— Ты сказал, я могу просто попросить, — прозвучал вдруг тихий, неуверенный голос. Впервые он слышал его таким.
— Сказал. — Мэзэхиро повернулся к ней, но она не отводила взгляда от горизонта.
— Мне непросто просить, — призналась Мэдока.
— Это лучше, чем красть.
Уголки её губ дёрнулись вверх — и Мэзэхиро стало легче. Ему было не по себе от серьёзности, с какой Мэдока впервые с ним заговорила. Пусть лучше улыбается.
— Не поверишь, сын сёгуна, но порой проще украсть, чем признаться кому-то в своей нужде, открыто показывая слабость. — Теперь она повернулась. Взглянула на него чёрными, влажными от слёз глазами. — Отец болен. Уже несколько лет он почти не работает: здоровье не позволяет.
Это всё объясняло. Она могла бы не продолжать — нетрудно сложить два и два. Однако Мэдока не остановилась:
— Скоро боги заберут его, но, хотя это ещё не произошло, наши запасы уже иссякли. Остался только дом…
— Дом на второй линии будет дорого стоить, — прикинул Мэзэхиро.
— И я скорее умру, чем продам его, — сказала она обречённо. — Всю жизнь отец работал ради того, чтобы обеспечить мне и маме такую жизнь: в столице, в престижном квартале, в красивом богатом доме. Я родилась уже здесь, но он — нет, своё детство он провёл в северной деревне у самого побережья.
— Переехал через всю страну?..
— Именно. Дом — его наследие. Столько лет и трудов не должны пропасть зря.
— Я понимаю. Значит, вам нужны деньги? Сколько? — Он готов был помочь. Сам не знал почему, просто чувствовал, что должен это сделать, что не может так всё оставить.
Она покачала головой:
— Нет, сын сёгуна, деньги я добывать научилась, но мне не нравится способ. Я не хочу порочить имя отца, а ты хорошо показал, насколько велики риски. Мне нужна работа. Любая, которая смогла бы обеспечить хотя бы скромную жизнь и лекарства отцу, чтобы он без боли дожил отведённое ему время.
Это было сложнее. Устроить дочь торговца… Куда?
— Что ты умеешь? — поинтересовался он. — Я могу спросить других торговцев, вдруг им нужны помощники…
— Нет, не нужны. Не такие, как я, — отмела она его идею. — В помощники берут парней и мужчин, способных носить тяжести. Молодые девушки не нужны: вдруг выйдут замуж? Или, хуже того, будут ждать ребёнка? Ходи ищи потом нового работника. Ненадёжно.
— Хм, но это странно… Во дворце ведь работает много женщин. Служанки в каждом доме, и никто не боится их потерять, всегда есть кем заменить.
— Торговцы мыслят иначе, — улыбнулась Мэдока. — Но знаешь, я бы, наверное, смогла работать служанкой. Как думаешь? Я умею готовить. Отец говорил, что мой рис — самый лучший из всех, что он когда-либо пробовал!
— Служанки не готовят, Мэдока, — усмехнулся Мэзэхиро. — Но если хочешь, я могу подыскать тебе место на кухне.
— Я могу прислуживать дома. Что нужно? Помогать одеваться? Я каждый день сама справляюсь со своими платьями. Готовить чай? Запросто. Уборка? Мытьё нашего большого дома давно на мне. — Чем больше она говорила, тем ярче загорались её глаза. — Что ещё нужно уметь? Я всему научусь. Я ведь могу прислуживать придворной даме? Или, может, вам в дом нужна служанка? Как думаешь?
От её последнего предложения у Мэзэхиро сердце забилось чаще. Во дворце Мудрости? Она? А почему бы и нет? Стоило только предложить отцу… Но у них были служанки. Хорошие, которые прекрасно справлялись со всеми обязанностями.
— Я спрошу, — пообещал он. Мэзэхиро хотел добавить, что не уверен в успехе, хотел сказать, что шансы на самом деле невелики, но она уже успела обрадоваться, в чёрных глазах загорелась надежда, и он не посмел её разрушить.
— Спасибо!
Тонкие руки обвились вокруг его шеи, лаская шёлком рукавов кожу. Так было не принято, но в этот раз он не смутился. Заражённый её пока беспочвенной радостью, Мэзэхиро сам не сумел сдержать улыбки и обнял Мэдоку за талию, притянув к себе.
— Ты странная, — сказал он всё с той же улыбкой ей на ухо. Она отстранилась, не убирая рук, и заглянула в его глаза.
— Разве? Что же странного в радости?
— Не знаю, — признался он. — Но никто во всём дворце не повёл бы себя так.
— Стыдишь меня?
Он покачал головой:
— Никто во всём дворце и не повёл бы себя как я.
Она улыбнулась, а в следующий миг он уже целовал её, и этот первый поцелуй дрожью прокатился по всему телу, пробуждая желание, жажду, какую, казалось, нельзя было утолить. Он прижал её крепче, и она послушно прильнула к нему, поддаваясь тому же порыву. Мэзэхиро почувствовал, как с его волос слетело украшение, и они, собранные до того в тугой пучок, рассыпались по плечам, и тонкие руки запустили в них пальцы, прижимая голову крепче, целуя ярче, желая сильнее.
— Здесь ведь никого? — задыхаясь, спросила она.
— Ни души. — Он осыпал поцелуями шею, плечи, спуская кимоно ниже, касаясь ключиц, впитывая её аромат языком, губами и кожей.
А потом подул ветер — и они вспомнили, что время жизни уже на исходе. Со стоном разочарования Мэзэхиро заставил себя оторваться от самого вожделенного, что было в его жизни, и тихо сказал:
— Так нельзя.
Она молча поправила кимоно.
— Нельзя позволять тебе мёрзнуть. — Он провёл кончиками пальцев по оголённому запястью и заглянул в её глаза. — Пообещай, что больше не заставишь меня каждый день выходить в город в попытках отыскать тебя.
Она усмехнулась:
— Обещаю, сын сёгуна.
И это
