Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
Когда стена осталась позади, Теоден дал знак осталовиться. Дерихельм держался поближе к правителю, хотя его отряд шел далеко справа; выглянув из-за его спины, Мерри увидел милях в десяти впереди зарево большого пожара, а между заревом и войском Рохана — широкий полумесяц из огней, ближайший из которых был не дальше чем в лиге. Он ничего не мог разглядеть на темной равнине и не замечал ии признаков зари, ни признаков перемены ветра.
Теперь войско двигалось медленно, бесшумно, безостановочно, как вода, просачивающаяся сквозь трещины в плотине. Теоден повел его так, чтобы встать между огнями осады и равниной. Потом он дал знак, и асе остановились. Город был близко. В воздухе пахло гарью, и кони беспокоились.
Правитель Рохана сидел неподвижно, сдерживая коня, глядя на гибнущий Город; Мерри показалось, что он согнулся и съежился в седле. Хоббит и сам ощутил гнет ужаса и сомнений. Сердце у него остановилось, и время словно застыло на месте. Они опоздали! Вот сейчас Теоден застонет, опустит свою седую голову и повернет обратно, чтобы скрыться среди холмов…
Но вдруг Мерри ощутил что-то — какую-то несомненную перемену. Ветер дул ему в лицо! Забрезжил свет. Далеко — далеко на юге тучи стали подвижны, как набухшие, движущиеся тени; а за ними поднималось утро.
Но в тот миг блеснула вспышка, словно молния, грянувшая над Городом от земли до неба. На мгновение самая высокая башня Цитадели сверкнула ослепительной белизной, потом тьма снова сомкнулась над нею, и в воздухе пронесся глухой рокот.
При этом звуке старый правитель вдруг выпрямился и, приподнявшись на стременах, звучным голосом издал боевой клич Рохана. Выхватив у своего знаменосца большой рог, он затрубил с такой силой, что рог лопнул. Тотчас же ему ответили другие рога, и этот звук был, как буря над равниной и как гром в горах.
Теоден крикнул своему коню, и тот рванулся вперед. За ним ринулся весь отряд, потом отряд Эомера, но никто не мог обогнать старого правителя: он все время оставался впереди. Он поднял свой золотой щит, и щит сверкнул на солнце, и трава под копытами его коня вспыхнула зеленым светом. Ибо утро пришло — утро и ветер с моря; и тьма отступила, и полчища Мордора дрогнули, ужас охватил их, и они бежали. А Всадники Рохана запели боевую песнь и пели, и убивали врагов; и их песнь, прекрасная и грозная, была слышна даже в Минас Тирите.
ГЛАВА IV
ОСАДА ГОНДОРА
1.
Гэндальф разбудил Пиппина. В комнате горели свечи, так как за окнами было сумеречно, воздух был душный, как перед грозой.
— Который час? — спросил он, зевая.
— Начало третьего, — ответил кудесник. — Время вставать и одеваться.
Правитель Города вызывает нас, чтобы мы приступили к своим обязанностям.
— И он даст нам позавтракать?
— Нет. Завтрак для нас уже готов: это все, что вы получите до полудня.
Есть приказ беречь провизию.
Пиппин с неудовольствием взглянул на небольшую краюху хлеба, на очень (как ему показалось) скудную порцию масла и чашку жидкого молока.
— Зачем вы привезли меня сюда? — спросил он хмуро.
— Вы сами хорошо знаете, — ответил Гэндальф. — Чтобы помешать вам делать глупости. А если вам здесь не нравится, то вспомните, что вы сами в этом виноваты.
Пиппин насупился и не сказал больше ни слова.
2.
Гэндальф снова привел его в зал со статуями и колоннами, где сидел в сумраке Денетор, похожий, по мнению Пиппина, на старого паука, и словно не двинувшийся с места с тех пор, как они расстались с ним накануне. Правитель дал Гэндальфу знак сесть, потом обратился к Пиппину:
— Ну, мой добрый Перегрин, я надеюсь, вчерашний день прошел для вас приятно и полезно? Боюсь только, что угощение могло показаться тебе слишком скудным.
Пиппин покраснел: у него было такое впечатление, словно правителю каким — то образом известно все, что он говорил, и делал, и даже думал. Он промолчал.
— Что же ты будешь делать у меня на службе? — продолжал Денетор.
— Я думал, повелитель, что вы укажите мне мои обязанности.
— Укажу, когда узнаю, что ты можешь делать, — сказал Денетор. — Но я узнаю это всего скорее, если оставлю тебя при себе. Ты будешь прислуживать мне, выполнять мои поручения, беседовать со мною, если у меня будет время для этого. Умеешь ли ты петь?
— Умею, — ответил Пиппин. — И даже довольно хорошо, как говорили у нас. Но у нас в Шире нет песен, пригодных для больших дворцов или для тяжелых времен. Мы редко поем о чем — нибудь более страшном, чем ветер или дождь, чаще всего о чем — нибудь смешном или о пирушках.
— А почему тебе кажется, что эти песни не подходят для моего дворца или для таких времен, как эти? — возразил Денетор. — Мы, прожившие так долго под Тенью, будем рады услышать отголоски из стран, не смущаемых ею.
Тогда нам будет казаться, что наши труды не были бесцельными, хотя и не получали благодарности.
Сердце Пиппина упало при мысли о том, что ему, может быть, придется петь в этом великолепном зале чересчур простые и простодушные Широкие песенки; но это испытание миновало его. Денетор обратился к Гандальфу и заговорил с ним о Рохане, о намерениях Рохиррим, о поведении Эомера, племянника тамошнего правителя; и Пиппин про себя подивился тому, как много он знает об этом далеком народе, хотя, вероятно, уже много лет не выезжал никуда.
Потом Денетор снова вспомнил и махнул ему рукой. — Иди в арсенал Цитадели, — сказал он, — и возьми там одежду и снаряжение, которое я велел приготовить для тебя. Когда оденешься, возвращайся сюда.
В арсенале Пиппина одели во все черное с серебром: черной была его кольчуга, черным — шлем с двумя вороновыми крыльями по бокам и с серебряной звездочкой на лбу, черной — короткая епанча с серебряным шитьем на груди, изображающим цветущее дерево. Его прежнюю одежду свернули и спрятали, но разрешили ему сохранить серый плащ из Лориена, чтобы носить только в свободные от службы часы. В новом своем наряде он выглядел по — княжески, но чувствовал себя неудобно; и сумрак уже начал угнетать его.
Сумрак держался весь день, от бессолнечного рассвета до вечера, и сгущался с каждым часом.
