Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
— Да, мы вас знаем, Митрандир, — говорил один из Людей, — и вам известны пропуска через все семь ворот, и вы можете ехать свободно. Но вашего спутника мы не знаем, кто он? Карлик из Северных гор? Мы не хотим впускать к себе никаких чужестранцев. Разве что могучих воинов, на чью отвагу и верность можно положиться.
— Я поручусь за него перед Денетором, — ответил Гандальф, — а что до храбрости, то не судите о ней по росту. У него на счету больше битв и больше опасностей, чем у вас, Ингольд, хотя ростом он уступает вам; и сейчас он едет из битвы под Изенгардом, о которой мы принесли вести, и он очень устал, иначе я разбудил бы его; он зовется Перегрином, и это отважный человек.
— Человек? — повторил недоверчиво Ингольд, и остальные засмеялись.
— Человек! — возразил Пиппин, окончательно проснувшись. — Человек! Ну, вот еще! Я Хоббит, и называть меня Человеком — все равно, что назвать отважным. Я бываю смелым только иногда, по необходимости. Пусть Гандальф не вводит вас в заблуждение.
— Так могли сказать о себе все из доблестных героев, — ответил Ингольд. — Хоббит? Это название мне знакомо…
— Да, — сказал Гандальф. — Но это не тот, о котором говорится в хронике: это его родич.
— Да, и его спутник, — дополнил Пиппин. — И с нами был еще Боромир из вашего города, и он спас меня в снегах Севера, и в конце концов был убит, защищая нас от врагов…
— Молчите! — прервал его Гандальф. — Эту печальную весть лучше бы сообщить сначала его отцу.
— Мы уже догадались о ней, — произнес Ингольд, — ибо видели недавно страшные знамения. Но вы можете ехать. Правитель Минас Тирита непременно захочет видеть того, кто принес ему вести о сыне, будь то Человек или…
— Или Хоббит, — докончил Пиппин. — Немногое могу я предложить вашему правителю, но что могу сделать — сделаю в память отважного Боромира.
— Проезжайте! — сказал Ингольд, и его люди посторонились, чтобы пропустить белого коня. — Пусть все мы найдем у вас помощь и совет, Митрандир! Но вы приходите лишь с дурными вестями.
— Это потому, что я всегда прихожу туда, где нужда моя помощь, — ответил Гандальф.
Он посоветовал Ингольду и его людям не думать больше о восстановлении стены, а вооружаться и готовиться отразить врага, а на вопрос о том, придут ли к ним на помощь Всадники Рохана, он ответил, что между Роханом и Анориеном лежит много опасностей и что произойдет много битв, прежде чем Всадники придут сюда.
3.
Они поскакали дальше по чудесной, плодородной стране, простиравшейся от стены Пелленора до стен Минас Тирита, спускающейся длинными, отлогими склонами к долине Андуина. Здесь было много полей, садов и огородов, и здесь жили Люди смешанной крови, потомки тех, кто населял эту страну до прибытия Пришельцев. Они отличались внешностью от потомков Пришельцев, но жили в дружбе с ними, и любили свою страну, и готовы были защищать ее от всякого врага.
На восходе солнца Гандальф со своим спутником приблизился к Минас Тириту, и Пиппин увидел, как стены Города светлеют и постепенно розовеют в блеске зари; и он воскликнул от восторга, когда первый луч солнца упал на Белую Башню на вершине холма, и она засверкала, как серебро, и на стенах Города развеялись белые знамена, и отовсюду раздался звонкий голос серебряных труб.
Они въехали в ворота Города, и Люди вокруг закричали: — Митрандир!
Митрандир! Теперь мы видим, что гроза близка!
— Да, — ответил Гэндальф, — и я прилетел на ее крыльях. Пропусти меня!
Я должен видеть Денетора, пока он еще правит Городом и страной. Что бы ни случилось далее — это конец тому Гондору, какой вы знали. Пропустите меня!
И они пропустили его, не расспрашивая, хотя удивлялись при виде его спутника и его коня, так как в самом Городе коней было мало. И они поняли, что видят коня из Рохана, и в них пробудилась надежда на то, что Рохиррим придут на помощь Гондору.
4.
Быстрокрыл медленно ступал по каменным мостовым, поднимаясь все выше по мере того, как они переходили из одного яруса Города в другой. Город состоял из семи ярусов, поднимавшихся уступами от подошвы горы к вершине, и каждый ярус был обнесен каменной стеной, и в каждой стене были ворота; но никогда эти ворота не стояли друг против друга, и это было сделано для того, чтобы затруднить врагу путь к центральной Цитадели. Пиппин озирался кругом, пока они ехали, и не мог опомниться от изумления при виде этого строгого и великолепного каменного города. Но он заметил здесь признаки запустения и упадка: во многих прекрасных каменных домах двери были закрыты, и внутри не слышалось ни голосов, ни шагов, и ничье лицо не выглядывало из пустых окон.
Наконец они поднялись на седьмой ярус, и теплое солнце, под которым Фродо шел через рощи Итилиена, озаряло здесь гладкие стены, резные колонны и белую — сводчатую арку входа. Гандальф спешился, ибо коней в Цитадель не пускали, тихо сказал что — то Быстрокрылу, и белый конь позволил, чтобы его увели.
Стражи у входа в Цитадель были одеты в черное, и на груди у них было вышито серебряное дерево, осенеяное семью звездами, а шлемы были высокие, с крыльями морской чайки по бокам. Увидев Гандальфа, стражи молча пропустили его. За аркой входа был двор, вымощенный белым камнем, а посреди него — фонтан, играющий алмазами на утреннем солнце и окруженный полосой зеленой травы; но рядом с ним, наклонясь над его чашей, стояло мертвое, засохшее дерево, и капли, которыми осыпал его фонтан, сбегали и обегали с его высохших голых ветвей, как слезы. Пиппин изумился, увидев это печальное дерево в таком чистом и красивом дворе, и тут ему вспомнился отрывок старой песни, услышанной от Гандальфа, — песни, в которой говорилось о семи звездах и семи желтых и одном белом дереве.
Он хотел обратиться к кудеснику с вопросом, но они уже миновали двор, вступили в высокое каменное здание и шли по длинному, — гулкому коридору.
