Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута
— Явилась, — мрачный голос Стыни не предвещал ничего хорошего.
В коридорчике появилась широченная баба, голову которой украшал тюрбан. С тюрбана свисали цепочки, в центре же поблескивала драгоценными камнями брошь.
— Вы тут уже… — тонкие губы растянулись в притворной улыбке. — А мы вот нашим покушать несём…
Нет. Уходить нельзя.
Карпа Евстратовича я пока найду, если ещё найду. И при всём старании быстро мы не обернёмся. А тут мало ли. Всегда может что-то случится, что-то, что оборвёт жизнь этих девчонок.
И я двинулся к дому.
Я нырнул в подъезд и, прячась в тенях, двигаясь медленно, чтобы не разрушить и без того не слишком надёжный полог. Благо, с направлением вопросов не возникало: нить поводка ощущалась ясно.
— Покажите! — резкий требовательный голос Роберта Даниловича перекрывал шум, доносившийся из приоткрытых дверей. Бренчание пианино, голоса, пьяненький смех и женское повизгивание.
Бордель.
Бордель — тут данность бытия. Но ничего. Дальше идём. Вдоль стены, спокойно, не срываясь на бег, как бы ни хотелось. Спустимся, а там посмотрим, что да как.
— Что за помои⁈
— Так… супчик… как велено.
— Как велено? Из чего его варили? Почему от него тухлятиной разит⁈ Ты это им скормить хочешь?
— Так… — лицо женщины надувается от обиды. — Так чего… обыкновенно-то… чего всем, того и им!
— Ты, — лапища Стыни ныряет под складки подбородков, всех и сразу, нащупывая шею. И женщина, пискнув, замирает в ужасе. — Тебе чего велено было? Позаботиться!
— Так, а тут чего?
Женщину сопровождают две девицы и пара мужиков, которые и тащат вёдра. Роберт Данилович заглядывает в каждое.
— Вода холодная! Этим их мыть собираешь? Мыло… мыла нет? А одежда? Где хоть какая-то одежда? Одеяла.
— Так… — женщина сипит, когда Стынь приподнимает руку. Её тело растягивается, словно резиновое.
Думай, Громов.
Дождаться, пока Роберт со Стынью уйдут? Если уйдут… но ждать я могу хоть до рассвета. Ночи, правда, короткие и светлые, что плохо. И Танька беспокоится будет. Но это ладно. Я ей сказал, что за Робертом пойду.
И Метельке сказал.
Надо было его с собой взять, но тогда-то думалось, что только помешает. Или… двоих я бы тенью не прикрыл. Да и через Вяземку одного я бы его не отправил. Рисково это. Значит, всё правильно.
Более менее.
— Так а на кой им! Так… им же ж всё одно осталось до завтрева жить! Перетопчутся! — когда Стынь разжал руку, женщина отшатнулась, едва не шлёпнувшись на крупный зад. И затряслась, и заверещала на весь коридор. — Чего тратиться…
— Заткнись, — Роберт Данилович отвесил ей затрещину, и та смолкла. Он же повернулся к Стыни. — Видишь? Я сейчас к Королю пойду. Пусть поглядит, что тут творится. А то мне он претензии предъявляет.
— Ай, мамочки… ай, что ты говоришь… я же ж…
Стынь молча запер дверь, отгораживаясь от ехидного смеха княжны Одоецкой.
Значит, ещё и Король.
И не один придёт. И… всё-таки уйти? За Карпом Евстратовичем. Пусть поднимает по тревоге всех, до кого дотянется. И сюда. Или не всех? Не сомневаюсь, что в полиции у Короля свои люди имеются. Или у того, кто за Королём стоит. И донесут, доложат…
А он первым делом постарается зачистить свидетелей.
Даже если не доложат. Чутьё у таких людей звериное. Я знаю. Значит… значит, уходить нельзя.
— … да я ж себя не жалела, я…
— Заткнись, — голос Стыни тих. — Ты, доктор, останься. Ты…
Палец ткнулся в пришлого мужика.
— Иди. Найди Хаброго, пусть скажет Королю, что Стынь вниз зовёт.
Ну да, будет людновато. И как?
— Вода ледяная, — Роберт Данилович сунул палец в ведро. — Такой водой здорового облей, он заболеет. А девчонки и так еле-еле дышат. Она их угробит, а виноват буду я!
Тонкие губы бабы поджимаются.
Подбородки трясутся.
А я подбираюсь ближе.
Вот и дверь в подвал. Приходится отступить, чтобы не столкнуться с мужиком, который спешит за неведомым Хаброй. И теперь вниз. Призрак радостно ухает и, подпрыгнув к потолку, не удерживается, хватает тварь. Клюв его рассекает её пополам, и тварь верещит, а я морщусь от ощущения, что эта чешуя на моих зубах хрустит.
Надо как-то восприятие менять. Снижать полноту ощущений.
Твари приходят в волнение. Живой ковёр начинает двигаться. То тут, то там из него вырываются мелкие создания, похожие на стрекоз-переростков. Крылья их гудят, и это гудение бьёт по нервам.
А ещё я чувствую границу.
Вот как на месте пробоя… да что они тут делают⁈ Так, а если… граница истончена до крайности. Мелкие твари без труда просачиваются в неё, но кто-то более крупный пока не пройдёт.
А если…
Безумная мысль, конечно.
Охотник должен закрывать прорывы, а не наоборот.
Или…
Нет, прорыв — это чересчур. А вот видимость его я вполне могу создать. Твари имеются. Вытащить их в мир яви силёнок хватит. Тьму выдерну. Призрака. И мелочи ещё, которой окрест хватает. Пускай наводят суету. А они наведут.
Люди не рискнут воевать с тварями. Да и прорыв — не та штука, наличие которой кто-то захочет проверять. Нет, здесь к прорывам отношение однозначное.
Я остановился, принюхиваясь. Да, лилиями смердит так, что с трудом сдерживаюсь, чтобы не расчихаться. Но даже в этой вони ощутим тонкий запашок кромешного мира. Но тянет не отсюда. И это надо бы проверить. Так… Призрака дёргаю, пока он не увлёкся охотой. Вперёд. По следу.
Тот приоткрывает клюв, втягивая кисельный воздух, крылья его приоткрываются, чтобы после упасть на спину, прижаться к ней. А сам Призрак вытягивается в струну. И резко бросается в боковой коридор. Так. Спокойно! Идём.
Надеюсь, тут недалеко, потому что времени у нас не так, чтобы много.
Но проверить надо. Хотя бы для того, чтобы понять, что за спиной.
— Я жаловаться буду… — нервно верещит баба. А Стынь выталкивает их всех из коридора. И запирает дверь, в него ведущую. Чтоб. Замок примитивен, но справится с ним вообще без инструментов не получится. Значит, придётся добывать ключи. Стынь их
