Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута
[8] Обучение в гимназии Карла Мая без пансиона обходилось в 160 рублей в год, с пансионом — 600. Это втрое дороже, чем обучение в казённых гимназиях.
[9] При многих гимназиях существовали подготовительные отделения, где детей готовили к поступлению и обучению в гимназии. Они обходились дешевле и помогали выровнять уровень поступающих.
Глава 16
Глава 16
Находка — иметь меня своим мужем. Молодость и красота со мною. Нужны средства не менее 100 тысяч, вместо чего создаю положение. Барышня или вдова — безразлично, лишь бы не лишены были вкуса. [1]
Московская брачная газета
Роберта? А это кто такой?
Точно.
Роберт.
— Это который прошлый целитель? — поняв, что обвинений с обидами не последует, я окончательно успокоился. Как-то обид я не боялся, но вот раскол в семье, тем более такой, как наша, это всяко лишнее. — Ну, который до Николя?
— Николая Степановича, — поправила сестрица. И покраснела.
Слегка.
— Ну да. До него. Я не так сказал? Извини. Стало быть, объявился Роберт?
— Да.
— И?
— И ты не слышал?
— Вообще я не так давно пришёл. Сама почуяла?
— Птаха, — призналась Татьяна. — Она становится сильнее. И я воспринимаю её уже лучше. Раньше сложно было понять, чего она хочет, а теперь вот… у меня даже смотреть её глазами получилось.
— Савелий… ты специально, да⁈ — Светочка развернула мою тетрадь.
А нет, не мою.
— Это Метелька.
— Он специально⁈
— Свет, ну как ты могла так о нас подумать! Мы старались. Просто… ну непривычно это. Пальцы не гнутся, чернила растекаются. Я ещё ладно, а Метельку, думаешь, учил кто? В приюте как-то и чему-то учили, но там на чистописание особо не заморачивались.
Светочка подавила вздох и, тряхнув светлой гривой, решительно произнесла:
— Я поняла. Вам просто нужно больше практики!
Э нет! Я не согласен. Куда уж больше-то!
— Роберт появился две недели тому, — Татьяна явно уловило моё отношение к чистописанию и поспешила отвлечь. — Сначала я получила от него письмо.
— Сюда? — уточнил я.
— Да.
— Ты оставляла ему адрес?
— Н-нет… зачем? — вопрос её несколько смутил. Хотя вру. Вопрос её серьёзно так смутил. Татьяна вдохнула и сказала. — Когда… ты попал в больницу и остальное вот произошло, я… я написала, что между нами не может быть ничего. И что мне жаль, что в минуту слабости я позволила ему надеяться на нечто большее, нежели просто дружеские отношения.
— А он хотел?
— Не знаю. Он не пытался… вести себя неподобающе. Мне вовсе казалось, что нас связывает лишь дружба. Лёгкая взаимная симпатия.
Женщины. Вот вроде порой умные, но даже когда очень умные, они всё равно женщины.
— Я, наверное, не права, что вовсе позволила этой симпатии возникнуть. Но мне было одиноко здесь. Очень. И я не снимаю с себя вины. Я… я растерялась. Я никогда не жила так… и…
— Тань…
— Что?
— Всё хорошо. Это скорее мы виноваты. Взяли и бросили тебя.
Ну да.
У нас вон фабрика нарисовалась и революционеры. Мишка тоже работу подыскал. И почему-то все решили, что если Татьяна не помирает, то и внимания ей не надо. Что она как-нибудь сама справится.
И было бы с чем.
Дом вот нашли. Обустроились. И какие ещё проблемы.
— Вы ведь не сами, — сказала сестрица. — Просто получилось так.
Оно всегда получается так. Само собой.
— И ещё я боялась, наверное, что… калекой останусь. А Роберт… он… не подумай, у нас не было ничего, что могло бы бросить тень на честь рода…
— Не сомневаюсь, — сказал я вполне серьёзно.
— Хорошо. Роберт… он был милым. И боль унимал. В руках.
— А тебе было больно?
— Поначалу боли не было. Просто такое неприятное чувство… как будто изнутри что-то скребет кожу. И зуд опять же. Николай Степанович говорит, что зуд — от восстановления кожи, что тогда нужно было действовать и эффект был бы лучше, полнее. А Роберт давал мазь, которая зуд снимала. И потом и боль успокаивала.
— Почему ты ничего никому не сказала?
Нервное пожатие плечами.
— Не хотела вас отвлекать. Вы приходили редко и такие уставшие. Похудевшие. И на фабрике ведь сложно. Михаилу тоже. Он не говорил, но у него не всё ведь получалось. Даже не с техникой, с людьми. Он пытался, а вот… и тут я с какой-то ерундой.
— Это не ерунда, Тань. Это здоровье. Твоё здоровье, — вот получается, что я её ругаю. А я не хотел ругать. Я просто… просто в очередной раз осознал, насколько бестолков во всём, что семьи касается.
Надо было подумать.
И про то, что Мишка, пусть и способный, но в общество людей простых не впишется. И про то, что руки эти злосчастные надо долечивать. И про то, что оставшись наедине с Тимохой, Татьяна начнёт искать хоть кого-то нормального, с кем можно поговорить.
И найдёт.
Мы ведь видели, что нашла. Я даже, помнится, порадовался.
— Роберт говорил, что фантомные боли могут долго преследовать. И что, если станут сильно донимать, то нужен будет опиум.
Вот с-сука.
— А боли, говоришь, не сразу начались?
— Да. Верно, — она чуть нахмурилась. — Сперва только зуд этот раздражал. Потом уже боль пришла. Сначала редко так. Приступами. А потом…
— Чаще?
Чую, я за этим Робертом не просто прослежу. Я его упокою. Чисто, чтоб не вернулся.
— Да. И снимать их становилось сложнее. Роберт старался, но он уставал. Очень уставал. Он и без того выматывался, а ещё и я… и я хотела платить, но от благородно отказался. Потом мы как-то вот разговаривать начали. Он отлично разбирается в поэзии.
И не только в ней, как мне кажется.
— Мы обсуждали стихи… потом ещё выставки. Он так живо рассказывал он недавней. Народников… я бы хотела пойти… и Тимоха. Тимоху, сам знаешь, люди сторонятся. А Роберт с ним как-то быстро общий язык нашёл. И я радовалась.
А мне остаётся зубами скрежетать, но про себя.
— Несколько раз мы выходили гулять. Недалеко. Еремей был рядом…
И спасибо ему за это. Я усилием воли давлю злость и уточняю.
— Погоди… извини, но
