Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
И, озвучив такое интригующее заявление, он стремительно ретировался из «Старого гнезда».
Был полдень, непривычно тёплый и солнечный после нескольких дней тумана. Ветер гонял по мостовой листву, побуревшую и высохшую; звякали чашки и блюдца, пахло кофе, шоколадом и выпечкой, а ещё островато-свежим кардамоном — мы как раз получили свежую партию из Бхарата.
Я поймала себя на мысли, что с нетерпением жду возвращения Эллиса и думаю именно об этом, а зловещие дирижабли с Валхом на борту исчезли с горизонта.
В «Старом гнезде» становилось всё более шумно: многие постоянные гости, оценив располагающую к прогулкам погоду, выбирались из дома на променад, а после променада заглядывали за чашкой кофе. Леди Милдред всегда была очень строга и настаивала на том, чтобы все визиты согласовывались заранее. Я же постепенно отошла от этой традиции. Сперва позволяла маленькие послабления тем, кого считала скорее друзьями, чем посетителями, например, миссис Скаровски или Эрвину Калле. Потом — тем, кто так или иначе заглядывал почти каждый день… Сейчас письма мне отправляли загодя только «новички» — просили оставить за собой столик или предупреждали, что собираются прийти в определённый день.
Когда-то леди Милдред обмолвилась: она боится, что однажды кофейня превратится в закрытый клуб, застывший в неизменности, скучный, где люди держатся чопорно и строго.
Но сейчас я оглядывала зал — и понимала, что уж этому страху не суждено воплотиться в жизнь.
Двери «Старого гнезда» были открыты; воздух был свеж.
Что же до Эллиса, то он, разумеется, сдержал обещание и вернулся ранним вечером. И не с пустыми руками, а со стопкой газет, жёлтых от времени, ветхих…
— Поделим поровну — вам и мне, — с ходу заявил он, сваливая газеты на столик. — За три года я всё просмотрел, остался ещё год. Думаю, управимся быстро — особенно если учесть, что читаете вы гораздо быстрее меня.
От удивления я даже остолбенела; поразили меня, естественно, не газеты.
— Эллис! Неужели вы признаёте, что в чём-то несовершенны?
Выражение лица у него стало озорное, лисье:
— Я только и делаю, что признаю это! Три года назад некий острослов в «Бромлинских сплетнях» посвятил мне статью и заявил, что я — подделка под настоящего детектива! Не хожу с глубокомысленным видом, повторяя: «Ага». Не собираю причудливые улики, вроде образца ваксы для усов младшего конюха и нюхательных солей престарелой тётушки подозреваемого. Даже не произношу в конце обвинительную речь, излагая весь ход расследования для досужих слушателей… А ещё — заставляю других делать работу за меня, — добавил он, подмигнув. — Прямо как сейчас. Итак, Виржиния, ищем любые упоминания о повесившихся девицах, не только о несчастной мисс Гибсон. И вообще — отмечайте всё, что покажется интересным! Только сильно на газетах не черкайте, мне их ещё надо вернуть в архив. Архивная дама — страшная женщина, не рискну её обижать.
Под кофе с кардамоном и лимоном работа шла споро. К моему удивлению, Эллис не лукавил и не кокетничал, когда говорил, что ему требуется больше времени для чтения, чем мне. Пока он просматривал одну газету, я успевала изучить две — хотя, признаться, очень нелегко было не отвлекаться на заметки, не относящиеся к делу, но очень интересные.
Я словно окунулась в другую жизнь — ту, которой почти не помнила сейчас.
Десять лет назад меня окружали стены пансиона святой Генриетты; родители — ещё целые и невредимые — далеко в Бромли боролись с кознями Валха, как и леди Милдред. Я видела только книги и монахинь-учительниц, страдала из-за всяких глупостей вроде обидных прозвищ или несправедливых выговоров, болтала о ерунде с подружками, связи с которыми растеряла в следующие несколько лет после того, как покинула пансион…
И не знала, например, что в том же далёком году, к примеру, изловили Убийцу-с-Ножницами!
Не то чтоб мне были особенно интересны разнообразные душегубы, но уж больно ярко оказалась написана статья. Признаюсь, я зачиталась. Так же, как зачиталась памфлетом о Выставке Удивительных Роз в самом начале зимы. И пышным сочинением о свадьбе старшего брата нынешнего монарха, принца Артура, который считался тогда наследником трона… Ах, кто же мог знать, что вскоре он нелепо и трагически погибнет, упав с лошади!
Изредка всплывало и имя леди Милдред; оказывается, о ней часто писали, когда речь заходила о путешествиях и о далёких странах.
Но даже увлекаясь картинами тех давно минувших дней, я не забывала о работе. Пока, увы, удалось отыскать только две крошечные заметки, хоть немного подходящие по теме: первая о пропавшей без вести девице К., которую искали родители, а вторая — о несчастной, утопившейся из-за несчастной любви в Эйвоне. Я уже запаслась силами — и, конечно, кофе — перед тем как начать просматривать новую стопку, когда Эллис вдруг воскликнул:
— Нашёл!
И придвинул ко мне скромную, тоненькую газету под названием «Глашатай Обличительной Правды» — судя по тому, что сейчас о такой никто и не слышал, долго она не просуществовала.
Газета, похоже, была посвящена бичеванию пороков, причём не просто знаменитых богачей и аристократов, а политиков. Судя по тону публикаций и по тому, кто становился их жертвами, издавалась она на деньги консерваторов, которых явно пугало влияние недавно образованной партии… Нужная заметка находилась на второй странице и сообщала, что в загородном доме мистера Каннинга повесилась некая девица шестнадцати лет, дочь экономки. «Это случилось полгода назад, — гласил текст. — А пресса молчит, точно подкупленная!» Автор статьи явно не питал добрых чувств к Каннингу, а потому не поскупился на дурно пахнущие намёки — и неоднократно возмутился тем, что человек таких низких душевных качеств остаётся секретарём уже при втором председателе нижней палаты парламента.
— Ну, в хитросплетениях политики я разбираюсь не слишком хорошо, но даже мне понятно, что этот самый Арчибальд Каннинг не просто так занимал эту должность почти двадцать лет подряд, — произнёс Эллис, постучав по газете пальцем. — Наверняка его туда усадили, чтоб он приглядывал за каждым новым председателем, ведь председатели у нас по обыкновению находятся в оппозиции к текущему политическому курсу… О чём вы задумались, Виржиния?
— О том, откуда мне знакомо имя этого Каннинга, — ответила я честно. И почти сразу же вспомнила: —
