Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
А потом в одной из комнат я увидела человека, совершенно обыкновенного, в старомодном костюме коричневого цвета. Это был мужчина, весьма уже немолодой, сухощавый, невысокий, с пышными бакенбардами и отчётливыми залысинами; он стоял у стены совершенно неподвижно, чуть склонив голову к плечу, и то прижимал руку к груди, то опускал. Подумалось даже, не стало ли ему дурно и не стоит ли обратить внимание горничной на этого мужчину…
И вдруг я осознала.
«У него нет глаз».
От виска и до виска словно бы проходила тёмная полоса; не чёрная, а словно бы сероватая, дрожащая, как если бы он был картиной, и в том месте как раз смазалась краска. Взгляд соскальзывал, никак не мог задержаться на лице, хотя выхватывал всё новые и новые детали облачения: скомканный платок в руке, несколько перстней на узловатых пальцах, явно старинных и дорогих…
— Граф Ллойд, — выдохнула я еле слышно, ощущая, как покрывается мурашками кожа.
Всё было неправильно; всё происходило прямо сейчас, наяву, а не во сне. Во сне я хотя бы имела некоторую власть — и не боялась мертвецов.
Или почти не боялась.
Здесь же…
…А он обернулся ко мне, порывисто, всем корпусом разом, и гулким, чрезвычайно низким произнёс:
— Это я! Да, это я! Кто спрашивает? Я тут!
— Леди Виржиния? — позвала меня, кажется, леди Уоррингтон; собачка опять залаяла.
Я же могла думать только об одном:
«Значит, вот тут его и убили».
Воображение против моей воли дорисовало и брызги крови, и ржавый, кисловатый запах. Но наяву всё осталось неизменным. Поскуливала в корзине очаровательная маленькая собачка с большими печальными глазами, а леди Уоррингтон ворковала над ней, как над младенцем. Жеманная особа с марсовийским именем, никак не желающим закрепиться в памяти, умудрилась обогнать всех и теперь стояла у лестницы, нетерпеливо постукивая веером по перилам. Прочие леди рассеялись между нею и мной; многие выглядели растерянными, словно и не знали, идти дальше вперёд или всё же подождать, тем более что негласная их предводительница также замешкалась у корзинки с собакой… Я замерла, не смея двинуться с места; граф Ллойд оставался рядом, шагни только — и притронешься, такой же настоящий, как и всё прочее вокруг… как и все прочие.
Вот только с ним нельзя было заговорить, не привлекая внимания леди Уоррингтон и её подруг.
Значит, надо было вернуться позже.
Во сне.
— Мне почудилось, что телефон издал какой-то звук. Это ведь телефон вон там? — громко произнесла я, оправдывая заминку. — И поглядите только, какое прелестное убранство! У книг очаровательные корешки, а эти зелёные стены! Немного похоже на кабинет моей бабушки, леди Милдред.
— Ах, это всего лишь одна из малых гостиных, — откликнулась одна из леди; кажется, её звали Лилиан. — Ими иногда пользуются, чтобы переговорить с глазу на глаз, но именно на этот этаж редко кто-то заходит. Видите ли, здесь мемориальные таблички у некоторых комнат, а есть, знаете ли, суеверие…
— Дорогая моя, в жизни нынче суевериям не место! — откликнулась леди Уоррингтон. Собачку она теперь держала на руках, и бедняжка наконец успокоилась. — Хотя мне, признаться, тоже не по себе, когда я гляжу на таблички. Они должны придать клубу солидности, но, право слово, сложно забыть, что все эти имена принадлежат людям достойным, но, увы, покойным.
— Но вешать мемориальную табличку при жизни — примета ещё хуже…
Я снова бросила взгляд вглубь комнаты; граф Ллойд всё ещё был там, но силуэт его стал зыбким, полупрозрачным, размытым.
— Кто убил вас? — спросила я, едва шевельнув губами.
На удивление, он услышал — возможно, потому что сейчас для него не существовало иных голосов, кроме моего.
— Так я мёртв? — призрак повернулся вокруг самого себя, как игрушка-волчок, снова и снова, быстрее и быстрее. — Какая досада! Какая досада!
Мне сделалось дурно. Я отвернулась и поспешила вслед за леди Уоррингтон, но всё равно слышала, с каждым шагом неразборчивей:
— Мёртв! Вот так досада! Да, мёртв… Досадно!
Постепенно голос стих.
Я провела там ещё около часа или двух, но ничего нового о клубе не услышала. Зато увидела наконец дворецкого, пусть и мельком. Мы с леди Чиртон шли уже к выходу, когда на лестнице услышала вдруг:
— И, мистер Гибсон, насчёт юбок. Кто б их ни взял, он, поверьте, не сознается…
Говорила служанка — двумя пролётами выше. Саму её, маленькую и скромную, было почти не видно… в отличие от дворецкого. Мистер Гибсон оказался рослым и широкоплечим, пусть и худощавым мужчиной; полагаю, что лет тридцать-сорок назад, в юности, он был настоящим атлетом из тех, что без труда согнут подкову. Волосы его, совершенно седые, были гладко зачёсаны назад; тёмная одежда — по крайней мере, издали — выглядела безукоризненно. На среднем пальце левой руки темнело крупное кольцо. Странно, но не слишком: слуги обычно не носят украшений, особенно таких броских, но из всякого правила существуют исключения.
Что он ответил служанке, я не различила. Но тон у него был мягкий, успокоительный, ласковый — таким голосом не грозят вычесть из жалования или уволить без рекомендаций. Выслушав ответ, служанка просияла и принялась быстро и негромко что-то уточнять, но к тому времени мы уже спустились в самый низ лестницы, и слов было не разобрать.
— Прислуга в последнее время взбудоражена, — качнула головой леди Чиртон, заметив, что я прислушиваюсь. — Обычно тут не увидишь ни горничной, ни лакея, только если не вызовешь их сама. Мне, право, жаль немного, что вы застали это место в таком беспорядке.
Я уверила её, что клуб произвёл на меня наилучшее впечатление. А затем спросила вскользь, когда примерно начался «беспорядок», предположив, что уже дней десять как… и с удивлением услышала, что гораздо раньше — почти две недели тому назад!
— Примерно когда лопнула бочка, — добавила леди Чиртон.
«Выходит, что это не визиты Эллиса взбудоражили прислугу, — промелькнула у меня мысль. — Две недели… Примерно когда убили графа Ллойда. Так в лопнувшей ли бочке дело? Или прислуга что-то знает?»
Меня так захватила эта версия, что я немного расстроилась, когда сам Эллис её развенчал.
— Да нет, дело как раз в бочке, — вздохнул он, покачивая чашку в ладонях. Кофе уже изрядно остыл. Это была, впрочем, не первая порция за минувшие полчаса… настолько «не первая», что, на мой взгляд, даже лишняя уже. — Что для благородных господ
