Фантастика 2025-129 - Денис Старый
Прасковья замялась, потупила свои блудливые глазки.
— А неча рассказывать, барин, — сказала девушка. — Оказался не падкий, даже бранился на меня, прогонял.
Я даже немного с досады поморщился. Ставка на то, что в дороге Прасковья сможет соблазнить и дискредитировать подполковника, не сработала. Казалось, что нет такого мужчины, который бы не положил глаз на самую привлекательную из всех моих крестьянок, но подполковник в этом отношении оказался устойчивым. Хотелось, чтобы у меня появились некоторые компрометирующие, пусть и такие, не особо сильные, аргументы, чтобы подполковник чувствовал себя в любом разговоре со мной нашкодившим мальчиком.
В Екатеринослав с собой я взял и Саломею, и Прасковью. Хотел взять также и Емельяна Даниловича, вот только без его участия стройка сахарного завода могла бы в значительной степени просесть. Да и сотрудников нужно принимать, а присланные графом Бобринским специалисты не переставали ныть, что им уже пора уезжать. Кто тогда будет обучать и управляющего и работников, основам производства?
Я практически уверен, что Мария Александровна Садовая с её навыками и природным истинным обаянием, смогла бы решить подобную задачу с подполковником. Это я держался и все-таки проигнорировал дар Маши быть одновременно и распутницей и невинной девицей. Гремучая смесь для любого мужчины. Вот только, перед самым отъездом я всё-таки воссоединил семью Садовых.
Как накинулась с кулаками на своего родителя Маша, как плакал и одновременно смеялся сын Александра Садового! Это оставило неизгладимый отпечаток, заставило даже в какой-то момент прослезиться и меня. Так что у меня даже не было мысли о том, чтобы брать в оборот Машу или её отца в таких вот грязных делах. Пускай поговорят родственнички, насладятся общением друг с другом, покаются, признаются в своих прегрешениях. А семейство Садовых мне ещё обязательно пригодится. Насколько я могу понимать, Александр Садовой — отличный архитектор, который понимает толк не только в строительстве домов и различных архитектурных украшательствах, но может построить и завод, а, если нужно, так и любые другие здания и сооружения.
— Господин Шабарин, вы должны проехать со мной, а все ваши люди нам ни к чему, — сказал подполковник, как только мы пересекли пост на въезде в Екатеринослав.
Последний переход до Екатеринослава мы, хоть и ехали в одной карете, почти все время молчали.
— И все же я арестован? — спросил я с ухмылкой. — Вы же называли меня другом!
— Пока нет, не арестованы. Но я бы не исключал и такой возможности, — сухо, предельно жестко говорил подполковник Лопухин, не отреагировав на мое ерничество.
Я позволил себе еще одну улыбку.
— Господин Шабарин, что же вас так веселит? — несколько недоумённо спросил жандарм.
— Особо ничего, господин подполковник, радуюсь тому, что не ошибся в вас, — сказал я, не став уточнять, в чём именно я не ошибся.
Лопухин также не стал это уточнять, потому что намёк понятен. Я не ошибся в том, что Лопухин — лицемер, человек, который явно готов попрать свою честь, пусть и во имя службы. Между прочим, и я, если на кону стоит честь или служба, скорее всего, все же выберу второе, потому как в белых перчатках делать настоящие дела невозможно. Но здесь, в этом времени, всё ещё пытаются натянуть сову на глобус, когда даже жандарм старается сохранить честь и достоинство, даже в тех случаях, когда обстоятельства требуют иного.
Мы ехали в моей карете, потому, скорее, я мог решать, куда и как мы направляемся. Но усложнять ситуацию я также не хотел. Нужно встретиться с тем, навстречу к кому меня везут. И догадки, кто это может быть, у меня имеются. Нужно и определить свой статус.
— Это ваше, господин полковник, распоряжение, чтобы солдат поставили на въезды в город? — поинтересовался я, когда проверяющий унтер-офицер попросил нас выйти из кареты, чтобы её осмотреть.
— То, что творилось в Екатеринославской губернии — это не просто преступление против государя и Отечества, это война, вызов, который был брошен Третьему Отделению, — пафосно заявил Лопухин.
— Так куда же тогда смотрело Третье Отделение, когда всё это творилось⁈ Когда достойных барышень насиловали и принуждали к проституции, когда убивали всех, кто мог хоть слово против сказать. Когда губернатор Екатеринославской губернии, достойнейший человек, Яков Андреевич Фабр был вынужден не хозяином здесь находиться, а словно распорядителем далеко не самых больших средств? И это всё было с попустительства Третьего Отделения! — явно неожиданно для Лопухина, жёстко, добавляя металл в каждое слово, сказал я. — А сейчас исправлять собираетесь?
— Вы? Да как вы смеете? — растерялся подполковник.
Было с чего растеряться. На протяжении почти всей нашей поездки, я вёл себя вполне благосклонно, лишь иногда вступая в пикировки, и то иносказательно и намеками. Примерно так же вел себя и подполковник Лопухин. Со стороны и вовсе могло показаться, что два приятеля совместно путешествуют, тем более когда один из путешественников перестал угрожать, а начал навязываться в друзья.
Но всё стало меняться на предпоследней перед Екатеринославом почтовой станции. Уже там, за обедом, Лопухин пробовал рассказывать, как важно и нужно дружить в его организацией, и что я могу, если только… Самая мелочь… И после таких слов наступала, казалось, интригующая пауза. Не получилось, я просто проигнорировал подполковника. Но следовали очередные намеки. В какой-то момент я уже хотел выкрикнуть: «Да угомонись ты уже, я понял все намеки, но документы не отдам, стучать не буду, свидетельствовать против губернатора не намерен».
А теперь Лапухин посчитал, что мы прибыли на место, и он в полной силе, я уже никуда не сбегу, не взбрыкну, можно давить на меня. Нет, нельзя! Более того, если я смолчу, не начну огрызаться и отвечать на обвинения и выпады со стороны жандармов, то они подумают, что за мной никакой силы и не стоит. Напротив, если я буду предельно жёстким, то жандармы будут искать оправдание моему подобному поведению. Единственное, как они смогут объяснить мое уверенное поведение — за мной стоят серьёзные силы.
— Лавр Петрович Зарипов дал показания против вас. И он напишет то, что ему продиктуют в дальнейшем. Так что в убийстве Кулагина будете обвиняться вы. Некий Борис Ивана сын Панкратов, взявший себе иное имя — Бэра, показывает, что это вы убили одного из доверенных лиц покойного господина Кулагина, а его, Бэру, ранили… — Лопухин чуть наклонился в мою сторону, будто бы нависая, даже привстал с дивана в карете, что сделать ему стоило труда, так как мы уже отправились дальше. — Достаточно, господин Шабарин? Или мне нужно продолжать?
И тут карета наехала на камушек,
