Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

— Это Хтонь, Кубик. Выше нос, сейчас уберемся отсюда.

— Х… х-тонь?

— На дне залива Терпения — очаг аномалии, — объясняю я. — Не простой, так называемый узловой. Сейчас почти случился прорыв, резкое расширение границ. Насилие, кровь… взрывы.

— Почти? — спрашивает Кубик.

— Почти. Если бы рванул водород — тогда точно. Но мы справились. В этот раз.

— А… дроны… — не унимается Кубик.

— Дроны имелись тут изначально, потому что это — подстава. На них были не только пулеметы, а еще и камеры. Обратил внимание, как эти аппараты висели? Низко, чтобы вид был будто с палубы. И чтобы другие дроны не попадали в кадр.

— З-зачем?

— Из их записей смонтируют картинку, как снага-повстанцы зверски расстреливают охрану и местных работников.

— З-заче…

— Чтобы опричники могли зачистить ваш лагерь. Понял?

— Да. Это как… после резни в Альквалондэ Феанор сам стал считаться преступником. Вот и мы будем теперь считаться… такими.

Усмехаюсь:

— Типа того, брат. Типа того. Ну-ка, полежи тут… Брунь, сукин сын! Стоять, башку взорву!

Старый контрабас, пока мы возились с ранеными и погибшими, пробрался в катер и явно собирается отчаливать. Без меня. Зато в катере обнаруживаются два контейнера с тягой, винтовка и судовой навигатор — угловатый и плоский, как дорогой телевизор.

— Да ить я же… Просто поближе хотел подойти, Макар Ильич!

Затаскиваю Кубика на катер. Тяга отправляется в волны, откуда и появилась. Навигатор — туда же.

— У меня девятеро по лавкам! — воет Брунь.

— Я должен быть с вождем… — шепчет Кубик.

— Ты бы лучше двигатель зарядил, козлина. Валим отсюда! А тебя, дурень, я изымаю из вашего дикого племени — на правах государева человека. Поваляешься в детдоме в санчасти или что там у вас. Эльфийка тебе легенды рассказывать будет. В них, как видишь, великая мудрость.

Бойцы Косты погрузили своих раненых на уцелевшие катера — и те тоже порскают прочь от злосчастной платформы.

Остается несколько десятков мертвых тел. Один боец, решивший не оставлять погибших — в том числе командира. И один уцелевший в бойне рабочий — из тех, кого повстанцы намеревались «освобождать».

Освободили, ска. Из двоих выживших первого затолкали в катер силой — а второй просто куда-то забился, на него плюнули. Будет ждать появления милиции — ну или кого там — честный гастарбайтер.

Ну а мы не будем.

Салютую невозмутимому азиату, стоящему на понтоне рядом с Костой. Профиль моего недолгого командира глядит в небо. Безоблачное — но словно бы посеревшее. Точно в Хтони.

Брунь направляет катер прочь от платформы.

Когда отходим подальше, Кубик из мятного становится чуть более оливковым.

— Дайте еще попить… Уф… Вроде легче… М-макар Ильич… Но ведь получается, у них не удался план? То есть… удался не до конца? Есть выжившие, и они — то есть мы — мы же все расскажем? Вы вот вообще уважаемый человек, маг, вам поверят…

«И поэтому скоро со мной что-нибудь случится, — отвечаю я. — Очень-очень скоро».

Но вслух не говорю.

Вместо этого обращаюсь к Бруню:

— Твоя задача — доставить парня в детдом. Сдать тамошней эльфийке с рук на руки. Она… рассчитается с тобой за помощь. После этого… где там, ты говорил, у тебя любимая жена живет?

— В Долинске! Тоже эльфийка. На четверть. Она хоть и старая по паспорту, а ух-х! Цыцки вот такие…

— Вот к ней и езжай. Ляг на дно.

Контрабас усмехается:

— Учи ученого… Только тягу вы зря за борт выкинули, Макар Ильич! Ничего, я еще один ящик вон под лавку засунул…

— А вы, дядя Макар? — спрашивает Кубик. — Вы сами куда?

— А у меня дела в городе, — говорю я. — Очень важные дела. Неотложные. Откладывать дальше некуда…

* * *

«Стриж» катится по улице Шуйского, потом по Дворянской, потом по проспекту Грозного — не скрываюсь. И шлем не надел.

В опричнине те же дроны уже вились бы над головою разыскиваемого мага, и всемогущий искин загонял бы меня по улицам, как охотник — дичь.

Только тут земщина.

Опасный свидетель Макар Немцов имеет немного воздуха — и намерен этим воспользоваться.

На площади, где стоит Иоанн Васильевич, на здании мэрии — единственный в Поронайске большой уличный экран. Без звука, но с бегущей строкой крутят ролик: нападение озверевших снага на работяг. Огонь, дым, выстрелы; бойцы Косты и парни Ежа идут на штурм. Рожи у снага и вправду злые. Потом — тела. Охранников и рабочих. Потом — какой-то лысый усатый опричник в погонах подпола. Знакомая мне дебелая журналистка подсовывает ему микрофон.

«PODPOLKOVNIK NIKITYUK ZAYAVLYAET: TERRORISTYI BUDUT RAZGROMLENYI V SAMYIY KOROTKIY SROK», — бежит надпись.

Я это уже видел на зарядной станции, куда заезжал по дороге. Крутят по всем местным каналам.

Где-то там сейчас перекрывают проселки и патрулируют берег, готовясь накрыть Ежа с пацанами. Где-то там бьет наколки Коляныч, и юные снага скачут у костра из покрышек, готовясь пойти на бой. А может, и нет — может, Ежу хватило ума хоть попытаться их увести, оставалась же с этими воодушевленными идиотами горсточка партизан Косты, знающих лазейки.

Жаль, наверное, тем, кто все это спланировал, что аномалию все же не прорвало. Если бы так случилось — о, с лагерем новоявленного вождя было б покончено быстро, чисто и максимально удобно для власти: а что поделать? Стихийное бедствие-с.

Правда, было б покончено еще с парой прибрежных поселков, да и Поронайску б досталось. Но это разве большая цена за возможность разом прихлопнуть целую кучу протестных снага, да еще и руками Хтони?

Увы, не вышло. Придется работать подполковнику Никитюку.

Неважно. С происходящим там я уже ничего не могу поделать.

Но могу кое-что сделать здесь.

Кое-что сделать с теми, кто виноват.

Разобраться хотя бы с парочкой настоящих голов этой гидры.

Да, было у меня искушение рвануть в Южно-Сахалинск. Наведаться в известный мне особняк на площади за Рогаткой, где стоит царь, похожий на шахматного ферзя.

Минуту я смаковал эту мысль, остановившись на перекрестке тракта после заправочной станции и заканчивая предпоследнюю «кварту» из пачки Бруня.

( — Брунь, папиросы дай.

— Вы ж не курите, Макар Ильич!

— Да, Кубик, курить — вредно. Не делай, как я).

Смаковал, но отбросил. Дотуда я не доеду. А если доеду — то не прорвусь. А прорвусь — будет