Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

— Коляныч, смотри, я пива тебе принес. Давай с топоров начнем, врот?

— Коляныч, давай сразу с беленькой, ять! И волчий клык на руку мне… Как у Кубика!

Поговорить с этим Колянычем, свежеиспеченным «резчиком», которого Еж и компания нашли где-то в поронайском бараке и наколки которого, кажется, выручили нас в аномалии, было бы сверхинтересно. Но некогда. Конвоир ненавязчиво подталкивает меня к центру лагеря.

Здесь — самое здоровенное кострище, на котором стоит половина цистерны, подпертая чем-то похожим на противотанковые ежи. Толстая зеленокожая тетка мешает варево и с вертящимся рядом хлопцем ведет диалог, что добавлять вот эти грибы в кашу — плохая идея, а крапиву — хорошая.

К очередному столбу приколочена здоровенная дверь, на которой потекшей краской выведено: OBYAVLENIYA KAMANDAVANIYA — но никаких объявлений нет.

Сидящие рядом орки и издают какофонию, слышную за версту, потому что не в лад лупят по барабанам, изготовленным черт знает из чего — как минимум один инструмент из ведра, например, — и еще подвывают.

Вспоминаю рассказы Кубика, как эльфийка Токс читала им древние авалонские сказания. Тут, ничего не скажешь, другой коленкор.

Притом в обустройстве лагеря и в поведении орков ощущается… какая-то внутренняя гармония, что ли? Видно, что каждый тут на своем месте и полностью погружен… в то, чем он занимается. Словом «дело» язык не всегда поворачивается назвать. Хотя лагерь большой — снага тут точно несколько сотен.

Когда Еж после шокирующего выступления убрался с площади, задерживать его не стали. Кому нужно побоище в центре города? Просто прямой эфир прервался в тот самый момент, когда пацан добрался до микрофона. Кто-то чего-то снял, но как-то эти ролики не взорвали сеть. А скорее всего, и не попали туда. Ну а толпа людей, гоблинов и кхазадов на площади… они как-то очень быстро отошли от шока. Переключились со сплетен об инциденте на обсуждение самой длинной лавочки и уместности отмечать День Кочки. А там и вечерний салют. Мощные мужики — Рюриковичи, даже пустоцветы.

Ежу тоже хватило ума уйти, а не устраивать в Поронайске погромы. А может, дело было не в мудрости — а лишь в том, что вскоре после инициации почти всегда наступает слабость. Но, так или иначе, он ушел.

С Ежом сразу же утекло за город сотни полторы снага, потому что лавочка — лавочкой, а мощи воздействия свежеиспеченного вождя конкретно на их психику никто не отменял. И потом они продолжали стремиться туда — не все, конечно, но за несколько последующих дней после Дня Кочки мужчин-снага на улицах Поронайска стало заметно меньше.

Потом выяснилось, что к Ежу примкнул Коста, который выполз со своим маленьким отрядом из болот.

Потом я принял решение, что отправлюсь туда с ними поговорить.

И вот… я тут, в лагере. Ощущение воли, дикая радость от крутости, настоящести этой жизни — пьянит, даже я это чувствую. Наше дело правое, мы им всем покажем. Им — это людишкам, жалким гоблинам… Всем! Всем, кто не снага-хай. Мы тут хозяева, мы тут сила!.. И они это еще узнают. Скоро.

…Если даже меня пробирает — что уж говорить о пацанах-снага? Эти ребята словно в сказку попали. В сказание о богатырях. И богатыри — они сами!

Такие сказки в реальности плохо заканчиваются. Только вот объяснить это юным богатырям — нереально.

Но я все же попробую.

Бойцы Косты — я их тут насчитал пару десятков, но это явно не все — чувствуют себя в лагере неуютно, держатся особняком. На лицах орков — восторг, праздничное выражение. Люди — хмурые и сосредоточенные.

Мой провожатый ведет меня к армейской палатке-шестерке, у входа в которую штыками в землю воткнуты два «татарина». Интересно, магазины там пустые или нет? Рядом с палаткой, на открытом месте, сооружение — этакий трон из автомобильных покрышек и автомобильного же кресла, установленного на них. Ну хоть тут не из собачьих черепов, и на том спасибо. А отдельное спасибо, что вождь принимает меня не сидя на троне, а в палатке.

Боец, который меня привел, мнется: заводить без доклада нельзя, оставлять без присмотра — тоже. Да, братец, бардак. Понимаю.

— Да иди уже доложи, — говорю я ему со вздохом, — я тут постою. Ты ж меня знаешь. Хотел бы чего устроить — уже устроил бы. Я же маг, блин!

Боец только качает головой — не положено. Находит другого азиата, оставляет его меня караулить. Сам, расправив плечи, входит в палатку.

Через минуту заводят и меня.

Бардак и тут — потому что заводят посреди совещания. Вернее, в финале этого совещания. Впрочем, мне все было слышно и снаружи.

В палатке стоят друг против друга Еж и Коста. Азиат коротко мне кивает, а Еж, глядя на него в упор, говорит:

— Командир нового ополчения — я. Значит, я это и решаю. Я решил и отдал приказ. Выполняй — или мы каждый сам за себя, нах!

Коста, сжав губы, снова коротко не то кивает, не то кланяется. Разворачивается кругом и выходит.

Еж играет желваками. За спиной у него — глаза в пол — стоит тенью Чип, плечо у парня по-прежнему забинтовано. Больше в палатке никого нет.

Я в замешательстве бросаю взгляд на стол в центре. Там, как и ожидается, карта. Склеенная скотчем из страниц, выдранных из дорожного атласа. Рассыпанные патроны, пара раций, калькулятор, карандаш и тетрадь. Не много тут поймешь.

— Привет, Макар Ильич.

Надо же, снова по отчеству стал величать.

— Привет, парни. Еж. Я тебе обещал, что поговорим. Поэтому и приехал.

Еж кивает:

— Ценю. Только времени у меня мало, нах. Поговорить можно вот о чем: остаешься ты с нами и воюешь — или гребешь обратно. Остальное будет левый трындеж. Что скажешь?

По отчеству, но на ты. Понятно.

Собираю мысли в кучу. Нет смысла ему говорить, что он неправ. Надо предметно показать где. Тогда есть шанс.

— Еж. Ты знаешь, почему вас не штурмуют?

— Боятся, нах?

— Ты так думаешь? Под Южно-Сахалинском здоровенный опричный гарнизон, да и тут вроде бы есть свой. За Костой по всему острову раньше гонялись — а теперь вдруг перестали?

Еж кривится:

— Ну ты ж понимаешь, Макар Ильич.

— Раньше у снага-хай не было вождя, — неожиданно произносит Чип, и Еж дергает подбородком: вот, мол, глас народа.

— Твоя власть над снага — это конечно,