Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Еж глядит на меня волком. Пожалуй, ором и топаньем ногами я ничего не добьюсь. Ну не отправлять же их в настоящую тюрьму, в самом-то деле — тот еще жизненный старт. А здесь они взаперти сидеть не будут. Значит, пора переходить к мирным переговорам.

— Крутые штуки… Сильные. Что дают, кто ставил? Колитесь, моим парням из ополчения тоже такие пригодятся…

Кубик радостно улыбается — любит чувствовать себя полезным:

— Да резчик один ставит в Ночных Доках. Коляныч. Богодул, но мастер, подобный звездоокому Келебримбору.

— Какому еще, нах, селеб… келеб… Вы что, у алкоголика магические татуировки заказываете?

— Ну да… Он колоть может, только когда накидается. Зато наколки прям мощь! Сначала вроде бы ничего, а потом, в драке уже — фигак! Будто это… второе дыхание наступает. Мне вот клык набил, зырь! — Кубик показывает кривой бледный треугольник на предплечье.

— Ну они так-то не все помогают, — рассудительно добавляет Чип. — Только некоторые. Топоры в основном и клыки, как у Кубика. А вот веревку с узлами он бьет, типа связь с предками — она пока что ни у кого не заработала.

Закатываю глаза к потолку. Моя классная руководительница в таких случаях говорила — «нет слов, одни эмоции». Мы тогда еще ржали над ней. Вот, аукнулись мне эти посмехушки… Моя очередь играть карту «и вы меня поймите». Смотрю Ежу прямо в глаза… снизу вверх — этот лосяра теперь выше меня на две головы.

— Вот что. Поздравляю с совершеннолетием. Добро пожаловать во взрослый мир. А быть взрослым — это не только свобода, но и ответственность. Вот усвищешь ты на войну — а о сестрах-близнецах твоих кто позаботится? И о младших? Мы их, конечно, в Доме вырастим, вот только с совершеннолетием, как ты уже мог заметить, жизнь не заканчивается. Наконец, эти двое, — киваю на Чипа с Кубиком, — они же с моста сиганут, если ты им скажешь. Случится с ними что-нибудь из-за тебя — какого тебе будет? Делай, что считаешь нужным, но о последствиях думай башкой своей разукрашенной!

— Ладно, подумаю, — сквозь зубы цедит Еж.

В коридоре тяжело приваливаюсь к стене — словно вагон сейчас разгрузила в одну моську. Может, прав этот противный мужик с маяка — никакущий из меня педагог. Самое паршивое — Еж не сам по себе таким вырос. Яблоко, как говорится, от яблоньки… Я не могу спокойно возделывать свой сад, пока мой народ силой гонят в Хтонь и гноят там. Почему Еж должен это мочь?

Как же достали все эти не имеющие решения проблемы… Рвануть бы сейчас в Васильевск, к Дайсону… Вот уж с кем все легко и просто. А то я чаек-то особенный пить перестала… не рановато ли? Если вдуматься, ничего такого между нами и не было, просто походно-полевой романчик, а я уже… скучаю по нему. Шик-блеск — аж запах его мерещится…

Нет, не мерещится. Дайсон идет ко мне по коридору, белая рубашка чуть расстегнута на широкой груди, в глазах пляшут золотые искорки.

— Решил тебя проведать. Если ты не возражаешь.

Давлю порыв прямо сейчас запрыгнуть на него, обвить его бедра своими… Такова наша природа — слова в некоторые моменты не особо нужны. Но не в детском доме же. Да и вообще, мы цивилизованные снага, надо обменяться репликами — хотя оба мы знаем, чего хотим.

— Не возражаю, конечно! Ты какими судьбами в наших пердях?

— Дела в порту, отгрузку принять, то-се… Хотя это скорее предлог. Тебя хотел… повидать. Покажешь мне город?

Только что чуть не плакала, а теперь почти против воли улыбаюсь во всю морду:

— Город? Не вопрос! Город ждет…

* * *

Дайсон проводит пальцами по моему бедру. Млею от его прикосновения и не сразу слышу вопрос:

— Откуда у тебя такая татуировка?

— А, это… да ничего интересного. Скоморохи поставили, я у них выросла.

Дайсон присвистывает:

— Боюсь представить, что же ты считаешь интересным, бао бэй…

Вместо ответа глупо улыбаюсь. Голову заполняет сладкий туман. Я год прожила в теле снага — и только теперь поняла, для чего оно предназначено…

Мы лежим на ковре в гостиничном люксе. Город честно попытались посмотреть, но надолго нас не хватило. Я наскоро сняла номер в дорогом туристическом отеле — не в детском доме же трахаться и не в мастерской Кляушвицов, а ехать на виллу Генриха показалось мне неправильным. Не то чтоб мы делали что-то постыдное, полгода — нормальный для снага срок траура, и все-таки… не готова я пока приводить в его дом другого мужчину.

Номер-люкс на поверку оказался не самой удачной идеей — даже по меркам нашей невзыскательной расы тут чересчур… дорого и богато. Огромная кровать под бархатным балдахином нам не пригодилась — слишком мягкая, двигаться неудобно. Так что мы использовали все остальные предметы и поверхности: пол, подоконник, раковину, банкетку, вешалку, еще раз пол, карниз и чучело медведя, предварительно отняв у него водку и балалайку. Вы когда-нибудь отнимали у чучела медведя водку и балалайку? Если нет — что вы можете знать об орочьей любви?

Ах да, надо бы все-таки поговорить. Самое время немного рассказать о себе…

— Я — мутант с вживленными генами хтонической плесени, поэтому тень для меня — дом родной. И еще — тренированный боец арены и убийца, но убивать не могу из-за авалонского приговора. Его вообще-то вынесли не мне, но так уж фишка легла, что он теперь и мой тоже. Сначала собиралась просто позвонить маме, потом у меня как-то сам собой образовался детский дом, а теперь и вся теневая жизнь Поронайска под моим управлением — временно, надеюсь. Ну знаешь, как оно бывает — то одно, то другое, и вот мы здесь, в этой точке — в смысле на этом ковре… Говорю же, ничего интересного. Расскажи лучше, ты откуда взялся, такой интеллектуальный да образованный?

Дайсон чуть ухмыляется:

— Винчестер колледж, Хэмптон, Авалон. Факультет корпоративных коммуникаций и менеджмента.

От изумления одним движением сажусь по-турецки: