Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов
Я слушал, кивал, записывал ключевые моменты на листе бумаги. План складывался, обретал форму. Он не был идеальным — слишком много неизвестных, слишком многое могло пойти не так. Но это был план. А план лучше, чем паника.
— Пятое, — добавил я, глядя на всех. — Мораль наших людей. Артельщики — не профессиональные бойцы. Не все из них убивали. Когда начнётся настоящая бойня, кто-то может сломаться. Испугаться, бросить оружие, побежать. Такого до этого не было, но исключать нельзя. Нужно их подготовить морально. Объяснить, что отступать некуда. Правда — лучший мотиватор.
Игнат кивнул.
— Я с ними поговорю. По-солдатски. Без лишних слов. Скажу, как есть: либо мы их убьём, либо они нас. Середины нет.
— Шестое, — Савельев снова взял инициативу, — резерв. Нельзя бросать все силы в первую линию. Нужен резерв — свежие бойцы, которые вступят в бой, когда остальные устанут или понесут потери. Я предлагаю разделить казаков на три группы: первая — засады на подходах, вторая — оборона стен, третья — резерв в лагере, готовый броситься туда, где прорвут.
Я записал это тоже.
— Согласен. Игнат, ты командуешь резервом. Волк — засадами. Савельев — обороной стен. Я буду координировать всё из конторы, здесь у меня лучший обзор и связь со всеми точками.
Мы ещё час обсуждали детали: где ставить мины, сколько стрелков выделить на каждый участок, как организовать подачу боеприпасов и воды бойцам, куда эвакуировать раненых, где держать пленных, если возьмём.
Когда рассвет начал сереть за окном, Савельев встал, потянулся, хрустнув позвоночником.
— Ну что ж, господа, — сказал он с усталой улыбкой. — Работы много. Времени мало. Приступаем.
Все поднялись, закивали, разошлись по своим делам. Я остался один в конторе, глядя на карту, исписанную пометками, стрелками, крестиками.
Через два-три дня здесь будет ад. Кровь, дым, крики, трупы. И либо мы выживем, либо нет.
Я сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
Выживем. Обязательно выживем.
* * *
Утро встретило нас холодным ветром и низким серым небом, из которого вот-вот должен был пойти дождь. Лагерь жил в лихорадочном ритме подготовки к войне.
Архип со своими помощниками разжёг горн на полную мощь. Кузница гудела, как растревоженный улей. Искры летели столбом, молоты лязгали, металл стонал под ударами. Кузнец делал всё, что обещал: мины, «адские котлы», дополнительные наконечники для пик, гвозди для гранат.
— Андрей Петрович, — крикнул он мне, когда я проходил мимо, — к вечеру будет готово двенадцать «адских котлов» и штук тридцать мин! Куда их размещать?
— Мины — Волку отдашь, он знает, где ставить. «Котлы» — половину у ворот, половину на северной стороне, там частокол слабее.
— Будет сделано!
Казаки под командованием Савельева рыли волчьи ямы вдоль периметра. Глубокие, узкие, с заострёнными кольями на дне. Сверху маскировали хворостом и дёрном — чтобы враг не заметил, пока не провалится.
— Глубже копай, Гришка! — орал есаул на молодого казака, который вяло махал лопатой. — Если яма мелкая — враг выберется и тебе глотку перережет! А если глубокая — сломает ногу и станет лёгкой мишенью!
Гришка закряхтел, заработал лопатой с удвоенным усердием.
Елизар с сыном готовили группу разведчиков. Фома проверял снаряжение — верёвки, нож, сухой паёк, кресало, запасные онучи.
— Отец, — сказал он, затягивая ремень на поясе, — если найдём их, что делать? Уходить, чтоб передать своим или попытаться задержать?
— Уходить, — твёрдо ответил Елизар. — Вас трое, их пятьдесят. Один чих не в ту сторону — и вас закопают в лесу так, что и кости не найдут. Ваша задача — увидеть, запомнить, доложить. Всё. Никакого героизма.
Фома кивнул. Братья-близнецы Гаврила и Михей тоже.
— Удачи вам, — сказал я, подходя к ним. — Будьте осторожны. Живыми вернитесь — это важнее любой информации.
— Вернёмся, Андрей Петрович, — улыбнулся Фома, показав белые зубы. — Мы не дураки в пасть зверю лезть.
Они ушли, растворившись в лесу бесшумно, как тени.
Артельщиков Игнат собрал у центрального барака. Человек тридцать — те, кто мог держать оружие и не терял голову при звуке выстрела. Он стоял перед ними, опираясь на винтовку, и говорил. Без прикрас, без лжи.
— Слушайте, мужики, — голос у него был хриплый, но твёрдый. — Через пару дней сюда придут бандиты. Человек пятьдесят. Вооружённые, злые, готовые убивать. Они хотят наше золото, наши жизни. Рябов им заплатил, чтобы они нас вырезали до последнего человека.
Артельщики переглянулись, кто-то сглотнул, кто-то стиснул зубы.
— Мы будем драться, — продолжил Игнат. — Насмерть. Потому что отступать некуда. Вот и весь разговор. Понятно?
— Понятно, — хором откликнулись мужики. В голосах страх, но и решимость.
— Вы не солдаты, — сказал Игнат мягче. — Я это понимаю. Вы не привыкли убивать. Но вы привыкли работать. Так вот: война — это тоже работа. Грязная, страшная, но работа. Я вас учил как стрелять, как перезаряжать, как не ссаться при виде врага. А казаки вас прикроют. Мы — профессионалы. Вы — поддержка. Вместе мы сила.
Он достал из кармана бутылку самогона, сделал глоток, передал по кругу.
— Пейте. По глотку каждый. Для храбрости. Но не нажирайтесь — пьяный боец мёртвый боец.
Бутылка пошла по рядам. Мужики пили, морщились, передавали дальше.
Игнат продолжал:
— Сегодня и завтра — тренировка. Стрельба, перезарядка, действия в строю. Я вас муштровать не буду, времени нет. Вы и так все это знаете, не раз показывал. Но когда начнётся — чтоб помнили, куда целиться и как не застрелить своих.
— А если… если мы не выдержим? — тихо спросил кто-то из задних рядов. — Если они нас задавят числом?
Игнат повернулся к голосу, посмотрел в глаза говорившему — молодому парню, почти мальчишке, с редким пушком на подбородке.
— Тогда мы умрём, — сказал Игнат просто. — Но умрём стоя. И утащим с собой столько врагов, сколько сможем. Чтобы те, кто выживет, вспоминали нас с благодарностью. Это единственное, что мы можем сделать. Понял?
Парень кивнул, бледный, но не отводящий взгляда.
— Понял.
* * *
Весь день я провёл в движении. Проверял укрепления, говорил с людьми, следил, чтобы все приказы выполнялись. Марфа с Татьяной готовили запасы еды — варили кашу, пекли хлеб, сушили мясо. В случае осады будет не до готовки.
— Андрей Петрович, — Марфа подошла ко мне, вытирая руки о фартук, — детей куда
