Последний герой СССР - Петр Алмазный
— Петруха, так красиво о куче камней мне еще никто не рассказывал, — я рассмеялся.
— Меня здесь чуть волки не сожрали, — буднично произнес Олег, укрепляя веревку вокруг вросшего в землю валуна.
Петр, хлебавший из фляжки воду, поперхнулся, закашлялся.
— Они меня сюда специально загоняли, — так же буднично продолжил монах. Он укрепил веревку, подергал ее, проверяя, прочно ли держится и не соскользнет ли от резкого рывка. — Стая вышла на след. Амир кинулся на них, отвлекая. Я бежал — сюда, — он похлопал рукой по камням и начал быстро взбираться, не прекращая рассказа. — За спиной свара, визг, рычание. Два волка отделились от стаи и ко мне. А я без сил уже. Начал карабкаться вверх. Они за мной — с камня на камень. Уже простился с жизнью, смотрел на них сверху. А они на меня снизу — глаза желтые, голодные. Уже даже и страха не было. Только пустота. Она всегда приходит, когда понимаешь что все — кирдык. И тихая злость — на себя самого. — Он встал на ноги, на самом верху пирамиды. — Давайте сюда.
— А что потом было? — Спросил я.
— А потом я сделал шаг назад и — провалился. — И он действительно провалился куда-то под камни.
Каменный конус даже не шелохнулся. Я поторопил Петра и быстро взобравшись вверх, натянул веревку, другой конец которой уходил в темное отверстие на вершине.
— Простите, я увлекся, — задыхаясь, выдал ботаник. — Это просто восторг. А тут такая трагическая история… Моя научная экзальтация была неуместна, теперь-то я это понимаю. Куда дальше?
— Туда. Лезь, я подстрахую. Олег, принимай нашего умного друга, — крикнул вниз.
— Давай! — Ответил он откуда-то из темноты.
Ботаник натянул перчатки и осторожно, свесив ноги вниз, оттолкнулся.
— Веревку держи, идиот! — Закричал я, но было уже поздно.
Из черного лаза донеслись крик и звук удара.
Глава 19
Быстро сиганул вниз, веревка натянулась под моим весом. Ноги коснулись дна через пару секунд. Невысоко — метра три. Стою на чем-то мягком. Фонарь Олега освещает стены колодца и ученого. Петр стонет, сидя на куче истлевшего тряпья.
— Кажется, я расшибся, — прошептал он.
— Обо что, стесняюсь спросить? Я тебя, считай, поймал, — Олег посветил на Петра фонарем. — Тут высота ни о чем. Веревку я для тебя спустил, мы с Владом бы и так спрыгнули. Ну и назад выбираться пригодится.
— Прошу прощения, это досадное недоразумение выбило меня из колеи, — Петр виновато посмотрел на проводника.
Я присел рядом с ним на корточки и жестко сказал:
— Слушай сюда, скалолаз херов. Приземление ты провалил, дальше опасный участок пути. Я отвечаю за твою жизнь. Чтобы ни шагу — ты понял — ни шагу, ни полшага без моей команды. Ферштейн?
— Реально достал уже, даже меня, — поддержал Олег.
— Да понял, понял, — Петр встал, отряхнул налипший сор.
— Командуй, проводник, — кивнул Олегу.
Адреналин бурлит в крови, все-таки стрессанул из-за ботаника серьезно. Фонарик на каске выхватывал каменные стенки колодца. Включил большой фонарь. Впереди черное пятно лаза.
Идем гуськом. Согнувшись. Высота коридора метра полтора — не выше. Петр пару раз задел головой свод, ойкнул. Хорошо, в каске. Подумалось, что таких людей, как на ученый, надо держать в коробке с ватой или в колбе. Не человек, а тридцать три несчастья. Как он еще не убился? Угробить может все на свете — кроме техники, со своей аппаратуры он пылинки сдувает.
Потолок становится выше. Темнота такая густая, что свет фонарей будто выедает в ней короткий, жалкий тоннель, который тут же смыкается за спиной. Под ногами хрустит мелкий щебень, каждый шаг отдается гулким эхом, будто мы идем по костям. Что, быть может, недалеко от истины.
Воздух тяжелый, влажный. Пахнет вековой пылью и камнем, который никогда не видел солнца. Вещмешок на спине Олега — единственный ориентир. Свет фонарей выхватывает только камень, камень и камень…
Внезапно проводник замирает и поднимает сжатый кулак. Я остановился, сначала придержав идущего впереди Петра за рюкзак. Стоим, затаив дыхание. У ботаника срывается прерывистый выдох. Проняло, надо же! Я думал ему интересно абсолютно все. Безграничная любознательность — его жизненное кредо. Кажется, встреться он с самим дьяволом, то вряд ли испугается, скорее кинется изучать его, ибо «неизвестное науке явление».
— Тише… — шепот проводника как пар из клапана. — Рюкзаки сюда.
Снимаем рюкзаки, передаем Олегу. Он точным движением бросает их вперед, примерно на полтора метра. Свой вещмешок тоже отправляет следом за нашими.
— Дальше шаг в шаг, прижимаясь спиной к стене… Тут яма. Я в прошлый раз сюда угодил, незнаючи.
— Такого слова нет, — почему-то тоже шепотом произнес ботаник. «Незнаючи» — неправильно. Правильно — не зная.
Олег удивил:
— Не знаючи — просторечная разговорная деепричастная форма глагола «знать», умник. — Он посмотрел на меня и добавил:
— Педагогический. Филфак.
Проводник делает осторожный шаг в сторону, и только теперь я замечаю, что ровный пол перед нами обрывается. Черная, идеально ровная впадина.
Обходим эту черноту, почти вжимаясь в холодную, шершавую каменную стену. Мелкий камень осыпается со стены, попадает за воротник, но почесаться нет никакой возможности — все внимание на ноги. Пару раз поддержал Петра, когда тот потерял равновесие.
Рука с фонарем опустилась, луч скользнул вниз, в эту черную пасть. Не просто яма, не просто провал в земле. Дно усеяно ими. Белесыми, желтоватыми от времени, аккуратными полусферами. Черепа. Десятки. Може, сотни… Меж ними хаос из костей — ни одного целого скелета. Все разбросано, перемешано, как скорлупа после пира. Отвожу луч, но картина уже врезалась в память. Это не просто ловушка, это — место казни.
— И долго ты здесь просидел? — тихо спрашиваю Олега.
— Не очень. — коротко ответил он, но, помолчав, все же добавил:
— Как видишь, сдохнуть не успел. Ни от жажды, ни от голода.
Наконец, добрались до рюкзаков на другом краю ямы.
— И все-таки, как ты выбрался? — Я не мог представить, что пережил Олег Клочков, оказавшись на этом «кладбище».
— Там еще один выход. Скорее, даже, нора. Ведет в логово какого-то крупного зверя. Местами пришлось прокапываться, но мне повезло, не было каменных завалов. Потом из логова — оно, кстати, давно заброшено, выбрался на воздух.
— Чем
