Японская война 1904. Книга 6 - Антон Дмитриевич Емельянов
— Почему не подождать? Рано или поздно эти же кристаллы появятся и на черном рынке — это данность нашего мира. Так зачем переплачивать?
— Когда «рано или поздно»⁈ — Пикар даже немного повысил голос. — Вы представляете, что подобная связь будет значить на поле боя? А русские, несмотря на свои мирные трансляции, точно готовили ее именно для войны. Наши солдаты будут бегать с катушками телеграфа и тратить минуты на расшифровки сообщений, будут слушать треск в эфире, вылавливая редкие осмысленные фразы, а те, кто купят кристаллы русских, смогут командовать голосом даже отдельными ротами! Нет, такое преимущество упускать нельзя! Да и… Даже если мы найдем эти кристаллы, даже если поймем их суть — сколько времени займет запуск нового производства и сами поставки? А с контрактом Макарова мы перекроем все потребности на годы вперед. Как раз пока сами без спешки не подготовим свои заводы. Так что я со своей стороны буду крайне рекомендовать пойти на его условия, причем даже не по минимальной планке.
— Зачем же покупать больше, чем нужно? Не уверен, что мы найдем применение и для десяти тысяч приемников.
— В крайнем случае отдадим полиции, министерствам, да даже гражданским, — махнул рукой Пикар. — Тут важнее, что возможности Макарова точно не бесконечны. И чем больше купим мы, тем меньше достанется другим странам. Тем, кто станет терять время на поиск обходных путей и попытки торговли!
— И тогда уже они попадут в ту ловушку отставания, о которой вы говорили, — кивнул Думерг. — Тогда… Предлагаю уже сегодня отправить нашего представителя в Инкоу. К нам как раз приехал бывший военный министр Гастон Галифе, его статуса будет более чем достаточно для подобного договора.
Пикар только кивнул. Министр колоний был в своем репертуаре: даже приняв решение, он подстраховался. Отдал спорный договор третьему лицу, которое уступит славу в случае успеха и примет на себя удар в случае неудачи. А еще Думерг явно рассчитывал на благодарность бывшего генерала, который приехал на другой конец света в надежде, что знаменитые русские военные хирурги смогут решить его старую проблему.
Впрочем, почему бы и нет — те в последние полгода на самом деле очень часто заставляют о себе говорить.
* * *
Сижу, смотрю в стену… Эта короткая, всего лишь часовая передача вымотала так, что хоть форму выжимай. Но это только начало! Городов уже готовит программу для продолжения завтра. Вот пришлет Шереметев доклад, посмотрим, что из наших идей сработало, и будем продолжать. Пусть столица привыкает, что каждый вечер с ней говорит армия.
А завтра… Если все получится, то запустим строительство отдельной башни в Санкт-Петербурге: чем раньше начнем собственное вещание в столице, тем лучше. Приемники — мы сейчас их делаем по десять штук в день, и пусть половина бронируется за 2-й Сибирской, но все остальные мы готовы отправлять в любой город, что захочет идти в ногу со временем. Не только для армии, но и для гражданских.
Чтобы радио стало еще одной нитью, что будет связывать Россию в единое целое. И мир! Наивная надежда, но вдруг там, где не сработает сила оружия, поможет культура. Язык, слово — сущая мелочь. Но если замахиваться на недопущения будущих мировых войн, к которым все вокруг несутся с таким желанием и энтузиазмом… По-другому просто никак. С этими мыслями я уснул, и сегодня мне снились цветные и яркие сны.
А утром — снова ожидание и нетерпение. Хотелось весь день сидеть на телеграфе, вылавливая в общем хаотичном потоке приятные новости, но… Для этого было достаточно пары адъютантов Огинского и набора инструкций. Собрать информацию, передать наши коммерческие предложения — это не так уж сложно. Увы, я недооценил готовность и умения некоторых разумных в искусстве удивления. Так, американский представитель компании Маркони не стал долго думать и предъявил нам иск на использование привилегий господина Гулиелмо без разрешения.
Кажется, и что такого? Мы были к этому готовы. Но одновременно с этим Северо-Американские Штаты выразили готовность сделать заказ почти на пятьдесят тысяч пластин. Огромный куш, ради которого, кажется, можно и договориться. Вон, даже Огинский не выдержал и лично заскочил в штаб, чтобы рассказать об этом.
— Отказываем, — вздохнул я.
— Двадцать пять миллионов, — напомнил Огинский.
Его эта сумма поражала не столько количеством нулей — мы на броневиках не сильно меньше зарабатываем — сколько тем, что никто из наших не верил, будто хоть кто-то согласится пойти на столь грабительские условия.
— Мы же на эти деньги нормальный завод построим, — продолжал он. — И им наделаем пластин, и себе, и на весь мир хватит.
— Будут и другие предложения. А господам американцам передайте, что мы не будем вести дела с теми, кто поддерживает иски против нас.
— Но это же не они сами…
— А я вот не уверен, — сказал я. — Не удивлюсь, если в итоге большая часть денег по нашему контракту уйдет на погашение того самого иска, который они для этого же и удовлетворят.
— Это было бы подло.
— Подло — это с нашей точки зрения. А для них — это не больше, чем обычная военная хитрость. Мы же не терзаем себя, если удается обмануть врага на поле боя, так и тут. Не сильно большая разница.
— А если больше заказов не будет? — Огинский задал этот вопрос со странным блеском в глазах. Кажется, кто-то еще уже точно написал…
Я не успел ответить, как в штаб прибежал дежурный связист и с безумным взглядом сунул мне в руки еще три расшифровки. Открыл первую — в Сеуле уже почти месяц голод, люди вышли на улицы, и император Конджон, видимо, по воле предков, умер от приступа сердечной болезни. Инфаркт. Или петля на шее, замаскированная под инфаркт. Как бы там ни было, Сеул, который до этого отказывался признавать итоги войны и потерю северных территорий, теперь был готов на мир. И слезно просил как можно скорее продать ему побольше хлеба.
— В долг, — вздохнул Огинский, который читал телеграмму вместе со мной.
— Отплатят рабочими и деревом, — моментально нашел я решение. — Уверен, Петр Аркадьевич будет рад, что его стройки пойдут быстрее.
— И китайцы с таким количеством покупателей на свой хлеб, уверен, теперь с гораздо большим энтузиазмом рассмотрят вопрос покупки наших тракторов.
Я кивнул — тоже
