Оракул с Уолл-стрит 9 - Алим Онербекович Тыналин

Хоуи ухмыльнулся:

— И в это время появляется губернатор Рузвельт с планом действий.

— Именно! — Я хлопнул в ладоши. — Только не просто губернатор. «Кандидат народа против кандидата банкиров.» «Человек дела против болтунов из кресел.» «Тот, кто понимает проблемы простых американцев.»

Фарли почесал затылок:

— Звучит убедительно. А как мы докажем, что Ритчи — ставленник банкиров?

— Джим, а вы знаете, что такое бумажный след? — Я вернулся к креслу. — Каждый банковский перевод оставляет документы. Каждое собрание — протоколы. Каждое решение — подписи. Нужно только знать, где искать.

— И вы знаете?

— Конечно. — Я отпил виски. — Например, знаю, что в прошлом месяце представители Альянса промышленной стабильности, а именно некий Джонатан Рид Морган, встречались с организаторами кампании Ритчи в отеле «Мэйфлауэр» в Вашингтоне. Номер люкс четыреста двенадцать. Обсуждали «стратегию финансирования».

Тагуэлл недоверчиво покачал головой:

— Откуда вам это известно?

— Рекс, когда у тебя есть деньги, информация покупается очень легко. Особенно от людей, которым не доплачивают.

Рузвельт встал и прошелся к камину:

— Хорошо, предположим, у нас есть доказательства. Как их использовать?

— Через прессу. Но не через крупные газеты, они на стороне истеблишмента. Через местную прессу. — Я достал еще один лист. — У меня есть список из тридцати изданий в ключевых штатах. Их редакторы готовы публиковать материалы за, скажем так, символическую плату.

Хоуи прищурился:

— Символическую?

— Ну, тысяч по пять-десять за статью. — Я пожал плечами. — Для местной газетки это целое состояние. А для нас копейки.

Фарли присвистнул:

— Вы хотите купить прессу?

— Джим, я хочу дать журналистам возможность писать правду, не боясь потерять работу. — Я усмехнулся. — Видите ли, у меня странное хобби. Я читаю финансовые отчеты газет. И знаете что? Большинство местных изданий на грани банкротства. Владельцы готовы на все ради рекламных денег.

Тагуэлл покачал головой:

— Это же коррупция в чистом виде.

— Рекс, а что такое коррупция? — Я посмотрел на него с невинным видом. — Когда банкиры платят газетам за статьи в свою пользу, это нормальный бизнес. А когда мы платим за правду, это коррупция?

— Но мы же не можем опускаться до их уровня!

— А до какого уровня мы можем опускаться? — Я наклонился к молодому экономисту. — Рекс, вы видели очереди за хлебом в Нью-Йорке? Видели людей, роющихся в мусорных баках? Видели детей, которые не ходят в школу, потому что у них нет обуви?

Тагуэлл смущенно опустил глаза.

— Так вот, — продолжил я, — пока мы тут рассуждаем о нравственности, эти люди голодают. А банкиры покупают кандидата, который обещает им еще четыре года «свободного рынка». То есть еще четыре года голода для миллионов.

В комнате снова повисла тишина. Рузвельт стоял у камина, задумчиво глядя в потрескивающие поленья.

— Билл, — наконец сказал он, не оборачиваясь, — а что, если мы проиграем? Что, если, несмотря на все усилия, американцы выберут Ритчи?

— Тогда, Франклин, через пять лет в этой стране будет революция. — Я поставил стакан на столик. — Настоящая. С баррикадами, красными флагами и расстрелами банкиров. Потому что терпение людей не бесконечно.

Хоуи фыркнул:

— Билл, вы драматизируете.

— Драматизирую? — Я повернулся к нему. — Луис, а вы знаете, что происходит в Европе? В Германии коммунисты дерутся с нацистами на улицах. В Испании готовится гражданская война. Во Франции рабочие требуют революции. И все это из-за экономического кризиса.

— Но Америка не Европа.

— Пока не Европа. — Я встал и подошел к окну. — Но голодные люди везде одинаковы. И если им не дать надежды легальным путем, они найдут ее нелегальным.

Рузвельт обернулся:

— То есть вы рассматриваете мою кампанию как.профилактику революции?

— Именно так. — Я улыбнулся. — Франклин, вы можете стать последним президентом, избранным демократическим путем. Или первым, который по-настоящему поможет народу. Выбор за вами.

Фарли поднялся с кресла:

— Хорошо, Билл. Предположим, мы согласны. С чего начинаем?

— С создания организаций. — Я вернулся к схеме на столике. — Завтра мой юрист начнет регистрировать фонды. Послезавтра — открывать счета в банках. К концу недели у нас будет готова вся финансовая структура.

Тагуэлл взглянул на часы:

— А пресса?

— С прессой сложнее. Нужно действовать осторожно. Слишком прямолинейный подход вызовет подозрения. — Я задумался. — Начнем с «утечек». Анонимный источник передает документы честному журналисту. Журналист проводит расследование. Редактор публикует сенсацию.

Хоуи усмехнулся:

— И кто будет этим честным журналистом?

— У меня есть несколько кандидатур. — Я достал из кармана записную книжку. — Артур Брисбен из «Herald Tribune». Хелен Рид она тоже оттуда. Плюс полдюжины корреспондентов из местных газет. Голодные, амбициозные и готовые на все ради хорошего материала.

Рузвельт снова сел в кресло:

— Билл, а что насчет оппозиции? Они же не будут сидеть сложа руки.

— Конечно не будут. — Я закрыл записную книжку. — Они попытаются дискредитировать меня. Налоговые проверки, банковские ревизии, слухи о «сомнительных источниках дохода». Стандартный набор.

— И как мы будем защищаться?

— А никак. — Я улыбнулся. — Франклин, лучшая защита — это нападение. Пока они копаются в моих делах, мы раскроем их связи с банкирами. Пока они пытаются меня очернить, мы покажем, кто их финансирует.

Фарли почесал подбородок:

— Рискованно.

— Жизнь вообще штука рискованная. — Я допил остатки виски. — Можно всю жизнь просидеть дома, боясь выйти на улицу. А можно рискнуть и изменить мир.

Тагуэлл поднял голову:

— А если они применят более жесткие методы?

— Вы имеете в виду физическое устранение? — Я усмехнулся. — Рекс, тут же не Дикий запад времен ковбоев. Хотя… — Я задумался. — Хотя предосторожности не помешают.

Хоуи выбил трубку:

— Какие именно?

— Охрана. Проверенные люди. И главное, публичность. — Я встал. — Чем больше о нас знают, тем труднее нас убрать незаметно.

Рузвельт поднялся с кресла:

— Хорошо, Билл. Но у меня есть одно условие.

— Слушаю.

— Если мы идем на это дело, то идем до конца. Никаких половинчатых решений. Или победа, или…

— Или смерть? — Я рассмеялся. — Сэр, не драматизируйте. Максимум что нам грозит, это политическое забвение.