Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

Вечером в контору снова зашёл Елизар. На этот раз он был не один — с ним пришёл его сын Фома.

— Андрей Петрович, — начал старообрядец. — Фома тех «тихих» людей видел.

Я выпрямился.

— Где?

Фома заговорил сбивчиво, но чётко:

— На «Волчьей пади», у старого кордона. Те же были. В пенсне и коренастый. Сидели в кустах, в подзорную трубу смотрели. За дорогой наблюдали. Я их с полверсты караулил, они меня не заметили. Потом лошадей своих взяли и в сторону города поехали.

— Лица разглядел?

— Высокий — лет сорока, худой, бледный. Окуляр с треснутым стеклом. Одет по-городскому, сюртук промокший был. Второй — моложе, плечистый, шрам на щеке. Тоже городской, но попроще одет.

— Оружие?

— Не видел. Но могли под одеждой носить.

Я задумался. Подзорная труба — это серьёзно. Это не шпионы-любители. Это профессионалы, которые умеют наблюдать и оставаться незамеченными.

— Молодец, Фома, — похвалил я. — Елизар, передай сыну — серебряный рубль за наблюдательность. И скажи своим людям: если ещё раз увидят этих двоих — пусть следят, но не трогают. Мне нужно знать, куда они уходят, с кем встречаются в городе.

Елизар кивнул, забирая монету, которую я протянул.

— Будет сделано, Петрович.

Когда они ушли, я позвал Игната.

— Завтра берёшь двоих волков, самых тихих, и едешь к «Волчьей пади». Устраиваете засаду. Если эти «наблюдатели» появятся снова — берёте живыми. Тихо, без шума. Мне нужен хотя бы один из них. Живой и говорящий.

Игнат кивнул.

— Понял, командир.

* * *

Через два дня после разговора с Елизаром прискакал Кремень, взмыленный и запылённый.

— Поймали! — выдохнул он, спрыгивая с коня. — На дальнем кордоне, у «Волчьей пади». Того, в пенсне.

— Где он?

— Игнат везёт. Через час будут.

Я кивнул, прошёл в контору, начал готовиться к допросу. Налил воды в кувшин, поставил кружки, подбросил дров в печь, чтобы вскипятить чай. Хотел создать атмосферу не камеры пыток, а… беседы.

Через час в контору ввели пленника.

Высокий, действительно худой, в промокшем сюртуке городского покроя. Стекло в пенсне треснуто, висит на одном ухе. Руки связаны за спиной. Вид у него был жалкий, но глаза… Глаза смотрели спокойно, изучающе. Без страха.

Я жестом велел охране выйти, оставив только Игната.

— Развяжи его, — сказал я.

Игнат удивлённо посмотрел на меня, но подчинился, разрезав верёвки ножом. Пленник потёр запястья, поправил пенсне.

— Садитесь, — я указал на стул. — Чаю? Или чего покрепче?

— Чаю, если позволите, — голос у него был спокойный, интеллигентный. Петербургский выговор.

Я налил ему горячего чая из чайника. Он взял кружку обеими руками, грея пальцы.

— Итак, — начал я, садясь напротив. — Кто вы и зачем следите за мной и моими людьми?

Он сделал глоток, поморщился от горячего.

— Моё имя — Викентий Павлович. Фамилия вам ничего не скажет. Я… частный поверенный.

— Частный поверенный, который сидит в кустах в тайге и следит за золотым прииском? — усмехнулся я. — Странная практика.

— Специфический заказ, — уклончиво ответил он.

— Чей заказ? Рябова?

Викентий Павлович едва заметно улыбнулся.

Глава 17

— О, нет. Господин Рябов слишком… груб для моих услуг. И слишком беден ныне.

— Тогда кто?

Он помолчал, разглядывая чаинки в кружке.

— Скажем так… люди, которые интересуются эффективностью управления. В столице ходят слухи, Андрей Петрович. Слухи о том, что в глухой тайге появился некий… самородок. Человек, который за полгода сделал то, что другим не удавалось десятилетиями. Построил дорогу, наладил добычу, усмирил местных чиновников…

Он поднял глаза на меня.

— Моим нанимателям стало интересно: кто этот человек? Откуда у него такие знания? И… не представляет ли он угрозы? Или, наоборот, может ли он быть полезен?

Я почувствовал холодок по спине. Это было серьёзнее, чем Рябов. Это был интерес Системы. Империи.

— И каков ваш вердикт, Викентий Павлович? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие.

— Я видел вашу дорогу, — сказал он. — Видел, как работают ваши люди. Видел, как вы ведёте дела с властями. Это впечатляет. Вы создали государство в государстве. Эффективное, жёсткое, но справедливое.

Он поставил кружку на стол.

— Мои наниматели — люди прагматичные. Они не любят бунтовщиков, но ценят профессионалов. Рябов писал доносы, называл вас колдуном, вором, смутьяном. Я должен был проверить.

— И?

— Я вижу не колдуна. Я вижу инженера. Организатора. И я напишу в отчёте именно это.

— А если я вас не отпущу? — тихо спросил Игнат, положив руку на рукоять ножа.

Викентий Павлович даже не вздрогнул.

— Тогда придут другие. И они будут не с блокнотами, а с жандармским корпусом. Вы умный человек, Андрей Петрович. Вы понимаете, что война с Империей — это война, которую нельзя выиграть.

Я встал, прошёлся по комнате. Он был прав. Абсолютно прав.

— Вы свободны, Викентий Павлович, — сказал я. — Игнат проводит вас до границы участка. Даст лошадь и провизию.

Пленник встал, поклонился.

— Благодарю. Вы подтвердили моё мнение о вас. Разумность — редкое качество в этих краях.

Уже в дверях он обернулся.

— И один совет, Андрей Петрович. Бесплатно. Рябов загнан в угол. Он знает, что проиграл юридически и экономически. У него остался только один путь. Кровь. Будьте готовы. Очень скоро.

Когда он ушёл, Игнат сплюнул на пол.

— Скользкий тип. Надо было его в расход.

— Нельзя, Игнат. Это ниточка наверх. Если мы её оборвём — нас задавят. А так… мы получили нейтралитет. Временный, но нейтралитет. Столица будет наблюдать, но не вмешиваться. Пока мы приносим золото и строим дороги, а не бунтуем.

— А Рябов?

— А с Рябовым мы разберёмся сами. Теперь у нас развязаны руки. Чиновники у нас в кармане, столица наблюдает со стороны. Осталось только встретить бешеного зверя и пристрелить его.

* * *

Через несколько дней Кремень вернулся с ответом от Степана. Письмо было толстым — несколько исписанных листов мелким почерком.

'Андрей Петрович! Твои подарки переданы. Реакция была интересной.

Урядник Анисим Захарович взял золото с такой жадностью, что чуть пальцы не облизал. Даже не попытался прикинуться честным или возмутиться. Сразу спрятал за пазуху, кивнул и пробормотал: «Передай Андрею Петровичу — всё будет, как он хочет. Предписания задержу на два месяца, может, и на три». Потом, правда, испугался сам себя и добавил шёпотом: «Только чтоб Рябов не узнал. А то он меня живьём закопает». Я его успокоил, сказал, что ты умеешь хранить тайны. Он ушёл довольный, но трясущийся.

С Аникеевым сложнее. Он золото взял, но с опаской. Долго вертел мешочек в руках, взвешивал на ладони,