Оракул с Уолл-стрит 9 - Алим Онербекович Тыналин
Час спустя мы шли по главной улице маленького городка. Оказывается, это Седалия. Типичный небольшой провинциальный городок.
Широкая улица с двухэтажными домами, универсальный магазин, банк, закусочная. Люди с любопытством поглядывали на нас, элегантно одетую пару, явно из большого города.
«Гранд Отель» действительно был скромным заведением, но чистым и уютным. Мы заняли два номера рядом и решили пообедать в местной закусочной.
— Странно, — заметила Констанс, когда мы устроились за столиком у окна. — В Нью-Йорке или Далласе мы бы никогда не остались наедине на целый день.
— Здесь другие правила?
— Здесь нас никто не знает. Мы просто мужчина и женщина, заехавшие по дороге.
Официантка принесла нам жареного цыпленка с картофелем и кукурузой, простую, но вкусную еду. Мы ели и говорили обо всем. О книгах, музыке, планах на будущее. Разговор лился легко и естественно, без светских условностей и осторожности.
— Уильям, — сказала Констанс, когда мы допивали кофе, — можно задать личный вопрос?
— Конечно.
— Вы когда-нибудь сожалели о выбранном пути? О том, что посвятили жизнь деньгам и власти?
Вопрос заставил меня задуматься. Как объяснить ей, что мой путь предопределен обстоятельствами, которые она не могла понять?
— Иногда, — ответил я честно. — Особенно когда понимаю, что цена успеха — это полное одиночество.
— А что если бы была возможность изменить все? Начать заново?
— С кем-то подходящим рядом? — Я посмотрел ей в глаза. — Тогда, возможно, я бы рискнул.
Мы вернулись в отель, когда солнце уже садилось за горизонт. В холле горел камин, создавая уютную атмосферу. Констанс остановилась у лестницы, ведущей на второй этаж.
— Прогуляемся еще немного? — предложила она. — На улице такой красивый закат.
Мы вышли на крыльцо отеля. Небо пылало оранжевыми и розовыми красками, главная улица городка купалась в золотистом свете. Где-то вдали одинокий музыкант играл на губной гармошке.
— Знаете, — тихо сказала Констанс, — иногда мне хочется остановить время. Зафиксировать такие моменты навсегда.
— Почему?
— Потому что завтра мы вернемся в наш сложный мир. Вы к своим финансовым войнам, я к борьбе с отцовскими планами женить меня на ком-нибудь «подходящем».
Она повернулась ко мне, и в ее глазах я увидел ту же грусть, которую помнил из лунного сада в Саутгемптоне.
— Констанс, — начал я, но она приложила палец к моим губам.
— Не говорите ничего. Просто будьте здесь, сейчас.
Она шагнула ко мне, и я обнял ее. Мы стояли на крыльце маленькой гостиницы в забытом Богом городке, но в этот момент весь мир сузился до нас двоих. Я целовал ее губы, вдыхал аромат ее волос, чувствовал тепло ее тела.
— Уильям, — прошептала она, когда наши губы разомкнулись, — что будет с нами?
— Не знаю, — честно ответил я. — Но знаю, что не хочу отпускать тебя снова.
Мы стояли, обнявшись, и я чувствовал, как ее сердце бьется в унисон с моим. Констанс подняла голову, и в ее глазах я увидел то же желание, что горело во мне.
— Уильям, — прошептала она, — я не хочу, чтобы эта ночь закончилась простым «спокойной ночи».
Не говоря ни слова, я взял ее за руку, и мы поднялись в отель. В коридоре было тихо, только где-то скрипели половицы под нашими шагами. У двери ее номера мы остановились.
— Ты уверена? — спросил я, глядя в ее глаза.
Вместо ответа она повернула ключ в замке.
В полумраке комнаты время словно остановилось. Каждое прикосновение отзывалось трепетом в груди, каждый поцелуй разжигал огонь, который мы так долго сдерживали. Я терял себя в шелке ее волос, в аромате ее кожи, в тихих словах нежности, которые она шептала мне на ухо.
Констанс была удивительно смелой и в то же время трогательно уязвимой. Я чувствовал, как дрожат ее руки, когда она прикасается ко мне, видел, как в ее глазах смешиваются страсть и доверие.
Мир вокруг перестал существовать. Остались только мы двое, потерявшие себя друг в друге.
Когда волна нежности накрыла нас, я понял, что раньше не испытывал ничего подобного. Это не просто физическое влечение. Это было слияние двух душ, нашедших друг друга вопреки всем обстоятельствам.
Позже, когда мы лежали в тишине, слушая редкие звуки провинциального городка за окном, Констанс прижалась ко мне ближе.
— Я боялась этого момента, — призналась она тихо.
— Почему?
— Потому что знала, что после этого не смогу притворяться, что ты мне безразличен.
Мы лежали в тишине, слушая, как за окном шумят листья под ночным ветром. Констанс рисовала пальцем невидимые узоры на моей груди, а я гладил ее волосы, все еще не веря в происходящее.
— А что будет завтра? — спросила она, не поднимая головы.
— Завтра мы полетим в Нью-Йорк, — ответил я. — И встретимся с реальностью.
— Которая разлучит нас снова?
— Которая усложнит нам жизнь. Но я не намерен сдаваться без борьбы.
Констанс приподнялась на локте и посмотрела мне в глаза.
— Уильям, я не из тех женщин, которые требуют обещаний на всю жизнь после одной ночи. Но я и не из тех, кто может притворяться, что ничего не произошло.
— И что ты предлагаешь?
— Честность. Если между нами что-то есть, давай выясним, что именно. Если нет, расстанемся достойно.
Я поцеловал ее в лоб, вдыхая знакомый уже аромат.
— Между нами определенно что-то есть. Вопрос в том, сможем ли мы это сохранить в нашем сложном мире.
Утром мы проснулись в объятиях друг друга. Солнечный свет мягко проникал сквозь занавески, освещая лицо Констанс.
Во сне она выглядела моложе, уязвимее. Трудно поверить, что эта хрупкая на вид девушка управляет самолетом лучше многих мужчин.
— Доброе утро, — прошептала она, открывая глаза. — Как спалось?
— Лучше, чем за долгие месяцы, — признался я.
Мы не торопились вставать, наслаждаясь последними минутами близости перед возвращением к обыденности. Но время неумолимо двигалось вперед, и к девяти утра нас ждал механик с отремонтированным самолетом.
За завтраком в той же закусочной мы были уже более сдержанными. Не потому что сожалели о случившемся, а потому что чувствовали приближение расставания.
Нью-Йорк означал возвращение к прежним ролям. Я стану финансистом, ведущим войну с европейским картелем, она — дочерью нефтяного магната с собственными проблемами.
— Мне нужно встретиться с издателем завтра вечером, — сказала Констанс, рассеянно
