Инженер Петра Великого – 8 - Виктор Гросов
Часть отрядов, в основном голытьба, просто бросилась врассыпную, растворяясь в степи. Однако несколько сотен под командованием уцелевших есаулов, сохраняя строй, начали организованный отход, огрызаясь выстрелами. Враг был разбит, но не уничтожен.
Битва за острог выиграна. Орлов и его горстка героев спасены. Я посмотрел на ведомый аппарат, который шел рядом. Пилот вскинул руку, салютуя. Я ответил тем же. Мы сделали это. Победили.
И в самый апогей триумфа из-под кожуха нашего двигателя донесся протяжный, умирающий скрежет металла.
Торжествующий рев со стен острога потонул в визгливом скрежете металла из самого сердца машины. Из-под медного кожуха электродвигателя вырвался сноп ярких искр, следом повалил густой, едкий дым с запахом горящего лака. Истерзанный штормом и перегруженный последними маневрами, двигатель не выдержал. Он банально сдох.
Лишившись привода, наши огромные несущие винты сделали несколько оборотов по инерции и безвольно замерли. В наступившей тишине явно слышались свист ветра и далекий треск догорающего арсенала. «Катрина» превратилась в простой воздушный шар, полностью отданный на милость стихии.
И стихия тут же показала свой нрав. Ветер изменил направление, перестав подталкивать нас к острогу. Он начал медленно сносить «Катрину» на юго-восток. Прямо в степь. На путь отступающих и злых казачьих сотен.
— Командир, нас тащит! — крикнул Федотов, указывая на землю. — Прямо на них!
Из охотников мы превратились в добычу.
Взгляд лихорадочно шарил по расстилавшейся внизу местности. Степь, голая, как стол. И вот оно! Впереди, километрах в трех, темнела извилистая полоса — неглубокий широкий овраг, густо поросший лесом и кустарником. Единственное укрытие на многие версты вокруг. Наш единственный шанс.
— Садимся! — решение сорвалось с губ раньше, чем я успел его обдумать. — Готовиться к экстренной починке!
— Сюда? — недоверчиво переспросил механик, глядя на деревья. — Разобьемся!
— Лучше разбиться по своему выбору, чем быть растерзанным по чужому! — отрезал я. — Гаси горелку! Стравливай воздух помалу! И молись!
Начался самый сложный маневр за весь полет. Лишенные двигателя, мы могли управлять лишь скоростью снижения. Я встал у рычагов, превратившись в единое целое с аппаратом, пытаясь поймать воздушные потоки, заставить эту махину планировать. Получив мой сигнал, ведомый аппарат начал снижение следом.
Земля неслась навстречу. Ветки деревьев на краю оврага уже казались протянутыми костлявыми руками.
— Еще! Трави!
Оболочка просела, мы резко провалились вниз. Удар. С оглушительным треском подломилась одна из опорных стоек гондолы, нас сильно накренило. Аппарат проскрежетал по верхушкам деревьев, сдирая с себя куски прочной ткани, и, завалившись на бок, замер на дне оврага, запутавшись в ветвях. Рядом, чуть удачнее, приземлился второй.
Оглушительная, давящая на уши тишина. Мы были на земле. Живы.
— Все целы? — прохрипел я, выбираясь из накренившейся гондолы.
Люди, охая и потирая ушибы, выбирались наружу. Раненый гвардеец стонал, лекарь тут же бросился к нему.
Мы выжили. Прошли сквозь шторм, выдержали обстрел, совершили аварийную посадку — и были целы.
Федотов вдруг рассмеялся нервным, срывающимся смехом. Его подхватил один из гвардейцев, и вот уже вся команда, глядя друг на друга, на наш побитый аппарат, смеялась в голос. Выплеск пережитого ужаса, смешанный с чистой эйфорией победителей.
— Она выдержала, Петр Алексеич! — крикнул механик Федотов, восторженно хлопая по упругому боку оболочки. — Чертовка, выдержала!
Он был прав. Наш некрасивый, компромиссный «уродец» оказался крепким бойцом. Плетеная гондола самортизировала удар. Прочная оболочка лишь порвалась в нескольких местах. Конструкция доказала свою жизнеспособность.
— Молодцы, — сказал я, также улыбаясь. — Все молодцы. А теперь нужно ее подлатать.
Эйфория схлынула, уступив место деловой суете.
Глава 11
Смеявшиеся от облегчения люди, стряхнув с себя оцепенение, бросились к аппаратам: мой молодой механик Федотов уже ползал по перекошенной раме, оценивая повреждения, а гвардейцы, распутывая стропы, проверяли целостность оболочки.
Обойдя нашу искалеченную «Катрину» по кругу и заглянув под кожух двигателя, я быстро осознал всю тщетность этой затеи. Настроение стремительно портилось. Да, конструкция в целом выдержала, однако дьявол, как всегда, крылся в деталях. Повело главный вал несущего винта — несильно, на глаз почти незаметно, но достаточно, чтобы при запуске он пошел вразнос. А кожух двигателя, хваленая защита от искр, треснул при ударе, обнажив нежные внутренности щеточного узла. А главное — несколько ивовых шпангоутов в каркасе оболочки переломились, нарушив геометрию.
— Петр Алексеевич, тут работы на пару дней, не меньше! — доложил Федотов, вытирая со лба пот, перемешанный с грязью. — Вал править надо, а для этого нужен хотя бы стапель и горн. Да и с двигателем так не разберешься.
Он подтвердил мои худшие опасения. В полевых условиях, голыми руками, нам этот аппарат не поднять. Мы застряли в самом неподходящем месте.
Овраг, казавшийся спасительным убежищем, обернулся ловушкой. На его дне, словно приманка для хищников, покоились два огромных, полусдувшихся тела наших «Катрин». Видимые за версту, в голой степи эти гиганты были обречены на обнаружение. Небольшой лесок слабо укрывал овраг. Да и наше аварийное приземление не могли не заметить. Вопрос стоял иначе: не «найдут ли нас», а «когда». С другой стороны, выхода у нас не было, приземляться нужно было. По-другому никак.
Взобравшись на склон, я осмотрелся, но открывшаяся картина не радовала. Мы были как на ладони. Отсюда, снизу, конный отряд на гребне холма будет выглядеть грозной силой.
— Всем прекратить работы! — скомандовал я, спускаясь обратно. — К оружию! Организовать оборону!
Команда выполнила приказ без вопросов. Механики, отложив инсрументы, взялись за винтовки. Воздушный десант превращался в горстку пехотинцев, запертых в складке местности. Пройдясь по позициям, я проверил сектора обстрела, похлопывая по плечу то одного, то другого. Все были измотаны до предела, на лицах застыли усталость и тревога, однако в руках они уверенно держали свое главное утешение — СМ-2 «Шквал». Свою я пристроил рядом с импровизированным командным пунктом у корзины головного аппарата.
— Командир, — тихо позвал Федотов, теперь выполнявший роль наблюдателя. Его лицо было в саже и свежих царапинах. — Движение. На гребне.
Прильнув к окуляру подзорной трубы, я увидел вырисовывающиеся на фоне серого, умытого дождем неба силуэты. Один, второй, десятый… Вскоре весь северный край оврага почернел от всадников. Казаки. Не меньше трех десятков. Они не спешили, сидели на конях, разглядывая нас сверху.
Из их рядов выехал вперед всадник на крупном вороном коне. Судя по богатому кушаку и булаве — есаул.
