Последний герой СССР - Петр Алмазный
— А у меня вот, — ботаник жестом фокусника выудил из кармана небольшую коробочку, размером с зажигалку. — Глушитель. Универсальный глушитель волн. Вчера закончил и так удачно получилось испытать его в полевых условиях!
Не знаю, как я не выматерился вслух!
Петр открыл дверь своей квартиры и пригласил войти.
— Ну уж нет! — Сан Саныч поднял руки, выставил их ладонями вперед, будто хотел отгородиться от ученого. — Я в твой гадюшник не пойду. Ты иди спать, Петя, а я с Владом побеседую.
Ботаник вдруг всхлипнул.
— Ты чего? — опешил я.
От того жестокого, бездушного человека, который в кризисной ситуации был собран и действовал предельно быстро и эффективно, не осталось и следа.
— Пакет с продуктами потеряли, — сказал он тихо. — А там пастила. Сирийская. А я так ее и не попробовал.
Я только закатил глаза.
Быстро спустился вниз, нашел пакет — он лежал там, где я бросил его, подбежав к орущей «Волге». Пострадавших грузили в машины скорой помощи, «Волга» дежурного по городу отъезжала. УАЗ вневедомственной охраны тронулся следом. ППСники зло зыркнули на меня, но даже слова не сказали в мою сторону.
Я поднял пакет и так же бегом вернулся на площадку третьего этажа.
— Держи, — сунул пакет ботанику. — И закрой, пожалуйста, двери.
— Да что их закрывать? — Ботаник хохотнул. — У меня здесь такой же излучатель стоит, только помощнее. Никто и близко не подойдет! Прикиньте, ёмкостной датчик, срабатывает при нахождении от двери в двух сантиметрах.
— Придурок! А если кто-то случайно подойдет? Ребёнок, например? Или почтальон? Ты об этом подумал? — Заорал я.
— Когда вы уже уйметесь! Ночь на дворе! — Закричали с четвертого этажа и тут же хлопнула дверь.
— Да, над селективностью надо еще поработать, — Петр не обратил на крик соседа никакого внимания.
— Ладно, расходимся, — я видел, что заткнуть Петра невозможно, он сейчас изложит все свои задумки, расскажет о наработках и попытается обсудить все идеи. — Утром встретимся. Надеюсь, — добавил мрачно.
Петр засунул руку в пакет, выудил обломок от плитки соевого шоколада и, не прощаясь, скрылся в своей квартире. Мы с Сорокиным вошли в мою однушку.
— Что, Влад, вкусил все прелести дружбы с гением? — Сан Саныч засмеялся, сухо, похоже на карканье вороны.
Меня взяла злость.
— Вы чем думали, когда давали Петру боевое оружие⁈ — заорал я, плюнув на субординацию. — Это же все равно, что ребенка со спичками посадить играть на складе боеприпасов⁈
— А что случилось? — Сан Саныч, кажется, списал мое состояние на стресс.
Но меня трясло от злости.
— То, что он не умеет им пользоваться.
— Я его прогонял по теории — он знает об оружии больше меня, — Сорокин был явно удивлен. — И на тренажере он показал хорошие результаты.
— Он же теоретик! — Я вдруг успокоился. — И никто не знает, где у него замкнет и когда. В следующий раз предупреждайте меня о подобных решениях. И сигнализацию снимите с машины к чертовой матери. После сегодняшнего концерта к нашей «Волге» ни одна собака не подойдет. Включая ГАИшников.
— Все, Влад, я пошел, — Сан Саныч не стал проходить в комнату. — Ты постарайся выспаться. Завтра у тебя будет сложный день.
— Почему завтра? У меня уже сегодня сложный день, — ответил я со вздохом, закрывая за Сан Санычем дверь.
Проводив его, рухнул на диван и заснул. Мгновенно.
Утром посмотрел на Петра и злость прошла. Он стоял у моей двери счастливый, сияя, как начищенный пятак.
Я вышел и, спустившись к машине, с опаской посмотрел на нее.
— Не заорет?
— Нет! — Радостно ответил Петр. — Я вчера отключил сигнализацию. Оставил только инфразвук. Без звукового сопровождения удачнее будет.
— Из-за твоей сигнализации вчера два человека умерли, — сердито сказал ему, но этому ботанику все как об стену горох.
— Да с чего они умерли? Ну немного оглушило, там не такой разряд был, чтобы умереть. Подумаешь, слегка током шарахнуло. Часа два полежали и очухались, — он солнечно улыбнулся и, достав яблоко из кармана светлой жилетки, предложил:
— Будешь?
— Нет, спасибо. — Я вдруг вспомнил гайки в жестянке с монпансье и усмехнулся. Явно чуваку железа в организме не хватает!
В офисе поставил машину в гараж. Предупредил Василия Ивановича, что буду брать только по острой необходимости, и что каждый день она не нужна. Вообще мне проще проводить Петра до квартиры пешком. Проблем меньше.
В фойе во всю надрывалось радио. Диктор местной радиостанции объяснял, что вчера проводились учения, и что сирена была включена по ошибке. Что виновные выявлены и будут строго наказаны. В конце сообщения диктор принес извинения за причиненные неудобства. Сказал бы, где я видал такие «учения»…
Секретарша встала и приглушила звук.
С удовольствием посмотрел на Настю. Сегодня на ней синий сарафан: широкая расклешенная юбка и длинные, от пояса лямки, скрепленные на груди двумя планками. Под ним белая шелковая блуза с пышным воротником.
— Настя, а у тебя сегодня что, день рождения? — Поинтересовался Петр.
— Почему вы так решили? — ровные бровки удивленно взлетели вверх.
— А ты сегодня просто празднично оделась, — заметил ученый, чем смутил девушку. Она мило зарделась, перекинула косу за спину и, ответив, что одежда самая обычная, сняла трубку звонящего телефона.
— РИП, слушаю? — ответила кому-то на другом конце провода.
Мы поднялись на второй этаж.
Совещание проходило в кабинете, который занимал Жорес Иванович — и генерал Рохлин — во время своих кратких визитов. Я вошел первым, Петр за мной. Алферов уже в кабинете, сидит за столом, погруженный в бумаги, но, услышав наши шаги, поднимает взгляд.
— Садитесь, — кивает он нам.
Я занимаю место по левую руку от него. Петр садится у самого края стола, ближе к дверям.
— Как вы? Отошли от вчерашнего? — интересуется Жорес Иванович.
— Все в порядке, — коротко отвечаю я, не вдаваясь в подробности. Наверняка уже знает все, до мельчайших деталей, в красках и лицах.
Дверь открывается и в кабинет быстро входит Сан Саныч. Сорокин бросает на нас с Петром ехидный взгляд, губы его чуть подрагивают — явно сдерживает усмешку. На лице написано
