Фантастика 2025-24 - Владимир Мухин
…Картина, нарисованная Алькой, упорно отказывалась покидать мои мысли. Поэтому стражи через две, уже добравшись до королевского дворца и приняв дежурство у Геммела Кулака, я отправился на осмотр тайных коридоров в очень странном расположении духа. Нет, тонюсенькие сигнальные ниточки на каждом перекрестке или входе в эту «паутину» я рассматривал так же добросовестно, как и раньше. И так же вдумчиво искал следы пребывания чужаков. Но частью сознания чувствовал себя в далеком прошлом и иногда явственно видел перед внутренним вздором то Наказующих в угловатых нагрудниках и с невероятными мечами в десницах, то Дарующих с полноценными Дарами, то их слабеньких потомков, готовящихся испить чашу, полную горечи сотен лет будущих унижений.
Видимо, поэтому «петельку» угольно-черного цвета с серебристой каймой, на которую наткнулся взглядом в одном из тупиков, я счел собственной фантазией. Соответственно, развернулся к ней спиной, вернулся к предыдущему перекрестку и повернул направо. Остановился уже потом, когда сообразил, что о способностях своих предков не думал вообще. И рванул обратно.
Петелька нашлась именно там, где и «привиделась», то есть, в самом центре фрески, изображающей какую-то битву — затемняла одно из колец в кольчуге воина, неудержимо рвущегося к очередному противнику. Что самое интересное, увидеть ее можно было только тем самым «внутренним взором», которым я научился пользоваться после инициации Найты! Само собой, я огляделся вокруг куда более внимательно, чем раньше. Поэтому на соседней фреске заметил призрачный круг все того же черного цвета, скрывающий изображение Ати. Немножечко поколебавшись, коснулся его правой ладонью, ощутил легкое покалывание, а затем взял и «толкнул» волей, изо всех сил передавая уверенность в том, что имею право это делать!
Способ, когда-то предложенный Вэйлькой, сработал так же, как и в нашем родовом тайнике: стена, перегораживающая тупик, бесшумно исчезла, открыв моим взорам крошечную — два шага в длину на два в ширину — комнатку!
Оглядев ее от пола и до потолка, но не обнаружив ни смотровых отверстий, ни ниш для оружия или какого-нибудь снаряжения, ни завалящих факелов, я основательно расстроился. Тем не менее, попробовал поставить себя на место тех, кто прятал за дверями, открывающимися не самым доступным для обывателя способом, пустое помещение, и попытался понять логику его существования. Но, поломав голову, так ничего и не придумал. Поэтому перешагнул границу между чистым камнем и толстым слоем пыли и, оказавшись в самом ее центре, вдруг почувствовал легкий озноб. Или волну легкой дрожи, прокатившейся от стоп к голове. Естественно, я тут же опустил взгляд вниз, увидел под ногами чуть-чуть замерцавший серебристый полукруг, а еще через миг понял, что стена передо мной подергивается каким-то маревом!
Дальше стало еще интереснее: огромная — с две ладони — «петелька», появившаяся в этом мареве на уровне моего лица, пару раз провернулась вокруг себя, а затем распалась на тысячи крошечных капелек. А они, красиво разлетевшись в разные стороны, образовали нагромождение больших и маленьких пятен, самое крупное из которых было смутно знакомо. При этом часть капелек — штук пятьдесят-шестьдесят — снова превратилась в петельки и замерцала очень приятными глазу переливами серебра. А остальные окрасили пятна в разные цвета — от белого по верхнему краю двух самых больших и до темно-синего, заполнившего весь фон между ними.
Естественно, я попытался понять, что именно мне показали. Сначала попробовал посмотреть обычным взглядом, но увидел простой серый камень, и вновь вернулся к «внутреннему взору». Потом отошел на шаг назад, а когда «картина» погасла, вернулся на то же место. И начал разглядывать петельки предельно добросовестно. Не зря: оказалось, что одна из них, расположенная в верхней трети самого большого пятна, мерцает чуть более ярко, чем остальные. И что ее мерцание немножечко отдает красным.
Касание ее рукой ничего не изменило: я не почувствовал даже легкого покалывания. Зато стоило потянуться к ней волей, как под нижним краем картины вдруг протаял небольшой прямоугольник, заполненный незнакомыми символами. Я присел на корточки, чтобы найти хотя бы один знакомый, но не преуспел. Поэтому эдак с кольцо впечатывал в память сразу все, чтобы ночью, после дежурства, показать их Вэйльке. А когда закончил — чуть приподнял взгляд, наткнулся им на петельку, мерцающую в самой середине бескрайней синевы, потянулся к ней и… вдруг понял, что смотрю в гладкую светло-розовую стену, а комната вокруг меня стала больше раз в десять!
Оглядев гладкие розовые стены из материала, не похожего ни на камень, ни на дерево, ни на стекло, я обнаружил под ногами уже знакомый серебристый полукруг, а прямо за спиной, шагах в пяти-шести — закрытую дверь. Немного подумав, подошел к ней, нашел знакомый призрачный круг, толкнул его волей и чуть не задохнулся от горячего, пахнущего влагой, солью и чем-то незнакомым, порыва ветра, ударившего в лицо!
Ну да, растерялся. Но еще через миг, услышав многоголосый птичий крик, а за ним — плеск воды с шорохом пересыпающегося песка, взбежал по коротенькой лестнице все из того же «непонятно чего» и оказался под навесом строения совершенно безумных очертаний, стоящего на берегу небольшого залива с невероятно синей, но кристально-чистой водой!
Несмотря на середину зимы, снегом тут и не пахло. Наоборот, над белоснежным песком, устилающим берег от «дома» и до кромки воды, дрожал воздух, а Ати, успевший проделать треть ежедневного пути по небу, палил так, что я мгновенно взмок. Не меньшее удивление вызывала и растительность: сразу за задней кромкой прямоугольной розовой площадки, на котором стояло строение, начинался лес. И в этом лесу не было ни одного знакомого растения. Высоченные деревья со стволами, покрытыми короткой «щетиной» и перевитыми то ли корнями, то ли канатами, локтях в сорока от земли заканчивались «шапками» из листьев длиной в два-три человеческих роста. «То ли корни, то ли канаты» были усыпаны одуряющее пахнувшими цветами величиной с тарелку. И даже трава была не привычной, зеленой, а отдавала то синим, то фиолетовым. Но самым потрясающим было не отсутствие снега зимой и не странные растения, а водная гладь: за двумя песчаными «рогами», в которые превращался берег залива где-то на двух третях от точки их смыкания, «озеро» не заканчивалось, а продолжалось до самого горизонта!
«Синее — это море! — еще раз мысленно представив картину в тупике, сообразил я. — Значит, „пятна“ — это земля, а картина — карта нашего мира!»
Одной лишь мыслью я ограничиваться не стал — вернулся
