Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин
Разумовский задумчиво посмаковал новое понятие:
– Подводная лодка. А мне нравится название. Лучше, чем потаённая. Ты уверен, что получится?
Пожимаю плечами.
– Ну, как я могу быть уверен? Дело новое, неосвоенное. Будем пробовать. Опыты покажут. Пока отрабатываем вообще саму лодку и методы крепления взрывчатого заряда. Тут как раз Ломоносов с бандой подсобили с гремучей смесью. Хорошо бахает. Лучше пороха. Конечно, в манёвренном бою от такой лодки толку нет, не угонится под водой за намного быстрым вражеским кораблём, но, если тот стоит на рейде, то почему бы и нет? Тихо подошёл. Громко бахнул. Даже несколько вышедших из строя кораблей могут решить исход битвы в нашу пользу, не так ли?
Алексей вовсе не был далёким от техники человеком, а моих чудес он уже повидал. Потому резонно спросил:
– А если твой паровой двигатель на сию лодку установить?
Киваю.
– Думал. Но, пока не вижу решения. Дыму нужно куда-то деваться. Тут и так воздушная труба и перископ будут над водой торчать, днём будет видно следы от движущейся под поверхностью лодки. Нужно либо как-то ночью или в сумерках, на закате или на рассвете. А труба с дымом точно выдаст наблюдателям противника лодку. Начнут из пушек стрелять. Нам это зачем?
Усмешка:
– А попадут? Паровик быстро движется.
– Но, не под водой. Будь реалистом. В общем, я пока не решил вопрос. Думаю.
– Что ж, думай, мыслитель. Вообще, затея мне нравится. Много денег ушло на сие?
– Хочешь добавить? Много, Лёша, много. Не три рубля серебром, уж поверь.
Кивок.
– Верю, Пётр, верю. Я поговорю с Лисавет. Пусть тряхнёт Адмиралтейство.
Скептически смотрю на него.
– Там только на согласование уйдёт год, а то и два. Пришлют комиссию. Начнут разбираться, рубить всё, вопросы задавать, и похоронят всё дело. Нет, я лучше сам доведу до ума, не спрашивая мнения индюков из Адмиралтейства. Я им ничего не должен. Сделаю – покажу. Сначала тебе и Матушке, а, если она одобрит, то и Адмиралтейству. Нам таких лодок немало нужно, случись война на море.
– Резонно. Но, мы с Лисавет тоже можем деньжат подкинуть на благое дело. Частным образом. Откажешься?
Усмехаюсь.
– Нет, конечно. Не откажусь. Но, много надо будет «подкидывать». Это же не всё.
Разумовский хмыкнул.
– Ты меня пугаешь. Ещё какое чудо измыслил?
– Самодвижущаяся мина. Пока сырая идея. Но, мы работаем и над этим тоже. Пока на уровне идей, чертежей и опытов. Для парового двигателя такая мина должна быть очень велика. Но, если как-то установить пусковые аппараты на линейные наши корабли, то, учитывая расстояния при сближении, можно и попасть во вражеский корабль. Может не успеть уклониться. Но, повторюсь, это просто идея. Я пока не вижу практического решения. Но, верю, что сие возможно. А это, замечу, наряду с подводной лодкой, тоже требует денег. Так что от них я точно не откажусь. Отчитаюсь за каждую копейку.
Лёша хлопает меня по плечу.
– Ой, уж кому-кому, а тебе полное доверие. На девок не спустишь?
Хитро улыбается.
– А то при Дворе многие на пальцах считают сроки вашего расставания и сроки родов Катарины. Разговоры идут.
Я знал об этих разговорах. Лина тоже умеет считать на пальцах. Но, молчит. Она уверена что Катарины, после нашего возвращения из Москвы, в Итальянском не было. Но, нашим кумушкам дай поболтать. Нартов официально считает, что это его ребёнок. Зачат по всем данным в первую их брачную ночь. Но, бывают же, и переношенные беременности? А я? Мне претензий никто не предъявлял. Включая Катерину.
Но, Разумовский решил меня добить:
– Матушка дозволила Бестужевым-Рюминым и Понятовской вернуться в Петербург.
Ох, Лиза-Лиза, как же ты мне дорога… И все интриги твои… Не даешь спокойно жить. А если у меня и Лины опять родится девочка, то даже боюсь представить потом Царские утончённые интриги. Мало не покажется никому. Императрица в холодной ярости – это всегда чревато. Хорошо хоть с Ягужинской я детей не заделал. Счастлива Настя сейчас со своим Александром Понятовским, сына родила ему, как говорят. Как бы её матери меньше болтать…
Безразлично пожимаю плечами:
– Ну, Матушке виднее.
Лёша что-то хотел добавить, но, тут прибежала Анюта:
– Барин! Барыня потекли!!! Велела вас звать!!!
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. БОЛЬШОЙ ДВОРЕЦ. 11 сентября 1746 года.
– Всё будет хорошо. Это же не первые её роды. Разрешится. – Разумовский положил руку мне на плечо. – Держись, племяш.
Киваю.
– Спасибо, дядь.
Мы сидели в импровизированном приёмном отделении. Сидеть у дверей родового зала и слушать крики любимой женщины было невыносимо. Я хоть и доктор, даже академик, но, когда речь идёт не об абстрактном пациенте, а о твоей кровиночке, то тут всё иначе. Видя моё состояние Лёша вывел меня в соседнюю залу.
По логике, вторые роды должны быть легче. Но, где логика, а, где роды? Вот и я не знаю.
Ждём.
Сижу. Смотрю в одну точку.
Алексей тоже молчит. Слова тут лишние.
Сколько времени прошло?
Я не знаю.
Время тянется тягучими липкими каплями.
Хотел подойти к родильному залу, но, Разумовский остановил.
– Пётр, брат, сиди здесь. Ты там ничем не поможешь. Не мешай им. Если понадобишься, то тебя позовут. Сиди. Я тут. Рядом.
Киваю.
– Спасибо.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ЦАРСКОЕ СЕЛО. ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. 12 сентября 1746 года.
– Матушка, счастлив сообщить тебе, что Лина благополучно разрешилась бременем. Мальчик. Назвали Павлом, как ты и повелела.
Мы с Разумовским неслись сквозь ночь, загоняя лошадей. Я не хотел, чтобы новость кто-то сообщил раньше меня. Едва я убедился, что с Линой и младенцем всё благополучно, сразу прыгнул на коня. Конечно, нас скакал целый отряд, но, не замечал я никого. Механически меняли лошадей, я что-то ел и пил, но, не помню, что и где.
Не имеет значения.
Значение имеет только то, что здесь и сейчас. И то, что у меня осталось дома. Остальное – пустое.
