Дух экстаза - Greko
Я оказался прав. Стоило первому согласиться на мои условия, процесс, как любил говаривать первый и последний президент СССР, пошел.
К полудню все завершилось. Деньги закончились, остались жалкие крохи. Зато в саквояже пристроилась внушительная стопка акций ведущих компаний САШ, типа «ЮС Стил», «Стандарт Ойл» и прочая со всеми необходимыми передаточными надписями.
Очень вовремя, надо сказать. Президент Биржи мистер Томас, обеспокоенный отсутствием наличности, обратился за помощью к Джи Пи — к всесильному Моргану, который не сказал «нет».
— Передайте брокерам, деньги будут. Банки помогут.
Через полчаса, как я закончил раздевать спекулянтов до трусов, мистер Томас сделал сенсационное заявление о щедрости банковской верхушки города. Сперва все возликовали, наверняка, многие помянули меня недобрым словом, но затем снова приуныли. Денег-то как не было, так и нет. Словами председателя Биржи невозможно рассчитаться по обязательствам. Котировки неуклонно стремились вниз, чем безбожно продолжал пользоваться Джесси.
Поднявшись в контору, я рассказал ему о своей проделке.
— Тебя разорвут, — хихикнул Джи Эл.
— А тебя?
— По крайней мере, я не свечу лицом. Но нет худа без добра: с помощью твоих акций мы можем значительно увеличить кредитное плечо.
— Сколько мы заработали?
— На бумаге порядка трех миллионов.
Сумма меня поразила.
— Может, нужно остановиться?
— Зачем? Удача сама прет в мои руки.
И он продолжил яростно рубить фондовый столб американской экономики, а щепки чужих банкротств по всей стране летели в разные стороны. С фатальными последствиями для многих…
Через два часа в контору вбежал клерк.
— Представитель Моргана лично у Денежного Столба раздает расписки на получение денег в банках Нью-Йорка! Кризис преодолен!
— Черта с два! — вскричал Ливермор. — Сколько бы не влили сейчас денег, все равно будет мало, чтобы преодолеть кризис. Могу продолжать валить и валить рынок столько, сколько будет возможным. Я чувствую себя богом.
Из кабинета выглянул встревоженный Хардинг.
— Джей Эл. Мне звонил из конторы Моргана чех Холик. Очень влиятельное лицо. Он просит тебя остановиться.
— Пошли его далеко и надолго! Когда эти большие дяди трижды стригли меня как овцу, никто и не почесался им сказать: ребята, Джи Эл — хороший парень. С ним нельзя так поступать.
— Он говорил о патриотизме, об ответственности перед страной, — неуверенно промямлил Хардинг.
Джесси лишь хмыкнул.
— Достаточно, приятель, — не выдержал я. — Пора закрывать лавочку.
— Ты можешь покинуть лодку в любую минуту. Акции не положишь на депозит?
— Нет. Заберу с собой.
Он странно на меня посмотрел. Не осуждая за бегство. Иначе. Но промолчал.
— Уходим, парни, — распорядился я. — Айзек! На Уолл-стрит дурдом. Транспорт не найдем. Поэтому пробегись до Бродвея, найди нам любые колеса и жди. Мы подойдем к тебе с интервалом в пять минут.
— Сделаю! — кивнул Изя и исчез.
— Джесси, мне нужно где-нибудь расписаться, чтобы закрыть свои позиции?
— Не утруждайся. Контора все сделает и подсчитает. Жаждешь узнать, насколько стал богат?
— Единственное, о чем я мечтаю, так это о куске пиццы и бутылке пива.
— Пицца? Ты о пироге с помидорами, которые делают в Маленькой Италии?
— Да! Да! Неужели в Нью-Йорке есть пицца⁈ — я восхитился, потому что за полтора года так и не встретил ни одной пиццерии и решил, что еще не пришло ее время.
— Ресторанчик Дженаро Ломбарди на Весенней улице.
— Мой бог! Ты не представляешь, какой подарок мне сделал!
Ливермор расхохотался и обвел руками стол, заваленный бланками заказов на продажу без покрытия.
— Миллионы долларов за кусок пирога? Да ты, Баз, оригинал!
Мы с Осей вышли из здания Биржи — я впереди, Ося с саквояжем за мной, — не испытывая особого страха. Грабить нас бессмысленно. Скорее стоило опасаться за свои ноги и одежду, чтобы не оттоптали и не порвали. На улице ни одного полицейского в круглом шлеме, как у британских бобби. Анархия. Толпа разгневанных мужчин.
Уподобившись ледоколу, рассекая человеческое море, я почти достиг поворота на Уолл-стрит. Тут-то нас и попытались зажать. Пятерка ирландцев, неведомым образом умудрявшихся выглядеть одновременно и свирепыми забияками, и добродушными соседями. Почему ирландцы? А кто ж еще, если все повязали на шею зеленые платки, и в эту компанию затесался мужик в клетчатой юбке, а двое других могли похвастать огненной шевелюрой и клопиной россыпью веснушек?
— Джентльмены, вас желают видеть в «Корнере», в офисах мистера Моргана, — прорычал мне в лицо Рыжий-Рыжий-Конопатый, а его брат близнец вплотную надвинулся на Джо Блюма.
Ну кто ж так приглашает на встречу? Зачем толкать нас пузяками, грозно надувать усы, грозно сжимать кулаки и заходить сбоку? И, вообще, не стоило вставать на моем пути, когда я отправился за пиццей, которую не видел пару столетий. Я, конечно, не Микеланджело, черепашка-ниндзя, но тоже могу сильно расстроиться из-за «пирога с помидорами». Так что не нужно теперь обижаться. Кто не успел убежать, пеняй на себя!
Резко дернул за руку одного из громил, норовившего зайти мне за спину, и взял его шею на удушающий прием. Ося, не растерявшись, тут же уткнул ствол маузера в плотное брюшко другого, в любителя юбку носить средь бела дня.
— Ваш приятель продержится без воздуха две минуты, — краснеющее лицо ирландца подтверждало истинность моего заявления. — Дернитесь, и мистер Блюм отправит юбочника на свидание со Святым Патриком. Лучше вам исчезнуть, как лепрекону. Время пошло.
— Это не юбка! Это килт!– возмутился Рыжий-Рыжий-Конопатый. — Никто не рискнет стрелять в такой толпе. Ты блефуешь!
— Время! — я был непреклонен.
Оставшаяся троица отступила, не зная, что предпринять.
— Исчезли. Ну! Быстро!
— Уходим, Теренс! Этот сумасшедший не шутит.
Ирландцы скрылись за дверью «Корнера». Я отпустил того, кого душил. Он согнулся и отчаянно закашлялся. Мужик в юбке (хоть килтом назови, но юбка — она и есть юбка: ногу задерешь, трусы всяко видать) бросился к нему на помощь. На прощание бросил нам в спину:
— Мистеру Холику это не понравится.
Ответил ему незамысловато — поднятым вверх средним пальцем.
— Давай, Ося, прибавим ходу. Поверить не могу — меня ждет пицца.
Дженаро Ломбарди меня не подвел. Конечно, пицца серьезно отличалась от той, к которой я привык. Толстый корж