Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов) - Сергей Викторович Смирнов
Военно-Монархический союз (ВМС) был организован генералом Косьминым в сентябре 1933 г., сразу после его выхода из состава РФП. Членами союза стали прежде всего бывшие военных, соратники Косьмина по фашистской партии, вместе с ним оставившие ее. Начальником штаба ВМС являлся полковник Гербов, строевую часть возглавлял полковник Мудрынин, учебную — полковник Я. Я. Смирнов[551], издательскую — полковник Модестов, т. н. дипломатическую — корнет Меди. Для более широко привлечения в организацию новых членов были созданы казачий отдел, мусульманская дружина и дружина «потешных»[552]. На март 1934 г. в ВМС состояло 1134 человека [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 645]. В частности, к Косьмину присоединилась часть офицеров из РОВС и КИАФ, недовольных политикой руководства своих организаций. Так, в середине 1934 г. один из лидеров харбинских легитимистов, генерал Акинтиевский, разойдясь во взглядах с генералом Кислициным, вышел из состава КИАФ и вступил в ВМС, где занял должность начальника штаба [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 565, л. 10, 11]. Новым начальником штаба Харбинского округа КИАФ, помощником Кислицина по военно-учебной части и начальником офицерских повторительных курсов стал Генерального штаба генерал-майор Д. Н. Сальников[553].
Несмотря на относительную многочисленность рядов и определенную поддержку в эмигрантской среде, ни одна русская военная организация не могла вести самостоятельную борьбу против советской власти, позиционировавшуюся главной задачей военной эмиграции. Помимо разобщенности военных организаций препятствиями в осуществлении эффективной борьбы против советского режима были как и прежде финансовая несостоятельность военных объединений и отсутствие целенаправленной и масштабной поддержки антисоветской активности военной эмиграции извне. Ни одна из организаций не имела банковских счетов и недвижимой собственности. Обеспечение их работы осуществлялось главным образом за счет членских взносов, частных пожертвований, доходов от увеселительных вечеров и балов.
За 1934 г., как показывают материалы газеты «Русское слово», силами РОВС были организованы следующие мероприятия для усиления средств организации: Рождественский бал (январь); Вербный базар (март); киноконцерт в кинотеатре «Весь мир» с показом кинофильма «Изгнанники Родины» (июнь); общедоступные гуляния в саду городской спортивной площадки, четверть средств от выручки которого шла в помощь русским харбинцам, пострадавшим от наводнения (август); Счастливый базар (октябрь). По-видимому, наибольший доход дал киноконцерт, чистая выручка от которого составила 713 китайских долл. [Русское слово, 1934, 3 июня]. В течение этого же года легитимисты организовали ряд рождественских мероприятий, пасхальный «Бал Весны» (апрель) и Георгиевский бал (декабрь).
Все организации имели специальные комитеты для усиления финансовых средств, но их возможности были крайне незначительны. Примером финансовой несостоятельности военных организаций может служить деятельность кассы взаимопомощи Харбинского округа КИАФ (в 1934 г. председателем Правления кассы состоял генерал Соболевский). По состоянию на 1 июня 1934 г. членами кассы взаимопомощи являлись 481 человек. Касса предоставляла средства на лечение и операции для больных членов КИАФ и на погребение умерших. Как показывает отчет Правления кассы за апрель — май 1934 г., приход был мизерный и составил в апреле около 103 китайских долл., в мае — 69,5 долл. [Грядущая Россия, 1934, № 14, с. 24]. Руководство Харбинского отделения РОВС, организуя празднества по случаю 250-летия Российских Императорских Армии и Флота, было вынуждено обратиться за финансовой поддержкой к Беженскому комитету [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 105, л. 86]. Также ХКПРБ негласно оказывал Обще-Воинскому Союзу денежную помощь на устройство летнего лагеря [Там же, л. 49].
Многие члены РОВС и КИАФ не платили членских взносов и руководству организаций приходилось неоднократно увещевать неплательщиков, указывая, что объединения не имеют внешних источников финансирования и должны сами о себе заботиться [Русское слово, 1934, 7 окт.]. Увещевания практически не давали эффекта, поскольку значительная часть ровсовцев и легитимистов не имела постоянной работы. Особенно тяжелой была ситуация на линии. По сведениям советского консульства, до 40 % эмигрантов на линии были безработными. Это способствовало оттоку русского населения в Северный и Восточный Китай, составившему за период 1929–1934 гг. до 10 тыс. человек [АВПРФ, ф. 100 б4, оп. 1, п. 3, д. 28, л. 151].
Стремясь оказать поддержку своим членам в трудоустройстве, РОВС и ВКС объявили в марте 1934 г. о регистрации участников объединений с учетом их специальности и стажа работы [Русское слово, 1934, 14, 17 марта]. Но серьезно повлиять на ситуацию с трудоустройством они не могли. В середине 1930-х гг. т. н. русский сектор в экономике Северной Маньчжурии существенно сузился, а КВЖД после продажи в 1935 г. Советским Союзом своих прав на ее управление и эксплуатацию, несмотря на ожидания сотен эмигрантов, оказалась практически закрыта для русских. В то же время охранно-полицейские структуры Маньчжурии, доступ в которые для русских эмигрантов с созданием Маньчжоу-го, наоборот, существенно расширился, оказались под преимущественным контролем соперником РОВС и ВКС — легитимистов, фашистов и косьминского ВМС.
Отношения между военными организациями, характеризовавшиеся междоусобной борьбой, интригами, тайными доносами властям и открытыми обвинениями в прессе, практически не оставляли надежд на создание единого антисоветского фронта. Сложившийся в начале 1933 г. фашистско-легитимистско-семеновский альянс оказался направлен главным образом против РОВС, чьи позиции были ослаблены, но не подорваны окончательно. Как отмечал генерал Вержбицкий, противники союза «с усердием, достойным лучшей участи, вколачивали гвозди в крышку пустого гроба, так как РОВС, который мыслился в этом гробу, жив и здоров, с божьей помощью с каждым днем крепнет и развивается» [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 581]. Понимая необходимость более устойчивой опоры, руководители Харбинского отделения союза с 1933 г. начали делать явные реверансы в сторону японцев, но наладить надежные связи так и не смогли. Дитерихс, следивший за ситуацией в Маньчжоу-го, высказывал опасения, что участие Вержбицкого в политических интригах может закончиться для «его Р. В. О. Союза» печально — «в случае продажи [КВЖД] ему сильно нажмут на хвост и все должно будет перейти в подполье, т. к. уверен, что вся теперешняя бравада и шумиха ГАВ [Г. А. Вержбицкого] совершенно не нравится хозяевам и дают они ему тешиться только до времени» [MRC, box 3, f. Дитерихс — Петрову]. И в то же время Дитерихс приветствовал даже эту видимость деятельности: «В той трескучести слов, в тех элементарных организационных обоснованиях, которыми он сопровождает жизнь членов своего Отдела, он заманивает людей жить, если не с истинной верой, то с верой дутой в то, что мы делаем что-то полезное, нужное и соответствующее нашим национальным задачам. Это все же лучше, чем ничего не делать, как я» [Ibid].
Будучи и без того противоречивым и шатким тройственный альянс радикальной эмиграции серьезно пострадал после выхода из состава РФП генерала Косьмина и появления еще одной, преимущественно военной организации — Военно-Монархического Союза, к тому же оттягивавшей на себя часть членов других объединений.
В условиях кризиса альянса на
