Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов) - Сергей Викторович Смирнов
Кроме того, предполагалось создать территориальные отделы Национального Объединения: Харбинский (начальник — Матковский), Западный (Новиков), Восточный (генерал-майор И. П. Олофинский), Мукденский с подотделом в Дайрене (Бородин), Тяньцзинский (есаул Пастухин) и Шанхайский (генерал Жуковский) [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 403, 404].
После организации Национального Объединения часть офицерского состава ДВСК во главе с генералом Бакшеевым объявила о своем вступлении в члены организации [ГАХК, ф. Р-829, оп. 1, д. 3]. Харбинское отделение РОВС отнеслось к появления нового объединения с осторожностью, но в то же время, стремясь выйти из изоляции, поддержало идею сотрудничества с легитимистами. По информации дальневосточного корреспондента журнала «Часовой», на празднике кавалеров ордена св. Георгия (май 1934 г.) в Харбине произошла встреча генералов Вержбицкого и Кислицина. На этой встрече якобы было объявлено об объединении РОВС и легитимистов. Как отмечал с большим воодушевлением корреспондент, «генералы Вержбицкий и Кислицын обмениваются троекратным поцелуем, открывающим новую эру во взаимоотношениях двух крупных русских эмигрантских организаций, сумевших, наконец, встать на путь взаимного сотрудничества» [Часовой, 1934, № 121, с. 29].
Проект Национального Объединения закончился провалом, организация так и не начала действовать[560]. Более того, Союз легитимистов подвергся удару со стороны японцев, действовавших как обычно руками русских. Наступление на легитимистов шло в рамках «объединительной» политики японцев в отношении русской эмиграции, стремления оторвать эмигрантские организации от европейских центров и очистить их от советских агентов. В эмигрантских кругах считали, что давление на легитимистов было связано прежде всего с вопросом о младороссах, которых японцы объявили чуть ли не большевиками.
В сентябре 1934 г. на ст. Пограничная и близлежащих населенных пунктах прошла целая серия арестов эмигрантов, подозреваемых в связях с советской стороной. Руководили арестами начальник полицейского пограничного отряда поручик Шепунов и его сотрудники (Вощило, Н. В. Рычков[561], В. Н. Мустафин, А. Дикарев и др., все — члены БРП), имевшие поддержку со стороны конкурировавшей с ЯВМ военной жандармерии Квантунской армии. Среди арестованных было много легитимистов: на копях МУТ — штабс-капитан А. А. Оленников, подполковник И. И. Семенов, казак-амурец Д. И. Коренев, охотники Ф. В. Старковский, Г. Ф. и И. Ф. Бочкаревы, Молодцов, на ст. Пограничная — казак-уссуриец С. М. Епифанов, подполковник И. М. Вечер-Щербов (или Щербович-Вечор)[562] и др. Арестованные подвергались избиениям и пыткам, в результате чего один из членов КИАФ — Мулакевич — скончался. Это было скрыто, а исчезновение Мулакевича объяснялось его бегством в СССР. В дальнейшем арестованные были отправлены в Харбин, где в ходе судебных разбирательств их оправдали и освободили [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 41 212, л. 20–22]. Шепунов и его команда тем не менее не получили никаких взысканий за применение насилия в отношении подозреваемых.
Противники легитимистов все, даже самые невероятные обвинения в их адрес принимали за чистую монету. Есаул Курочкин направил полученные им из полицейского дознания о «вредительстве на восточной линии СМЖД [с образованием Маньчжоу-го КВЖД стала именоваться Северо-Маньчжурская железная дорога — СМЖД]» показания Вечер-Щербова в Шанхай. При этом он отмечал, что в связи с начавшимися переменами на западной линии может появиться возможность «протолкнуть нашу братву, тогда дело пойдет конечно лучше, а пока там засилье легитимистов, т. е. тех же чекистов, как в деле Вечера-Щербова» [HIA. Larin Papers, box. 1, f. 1.10].
На западной линии КВЖД, как следует из эмигрантских агентурных источников, задание японцев по ослаблению легитимистов выполнял «генерал» Москалев [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 15 158, л. 13].
В сложившейся ситуации генерал Кислицин в конце 1934 г. почел за благо заявить о своем выходе из КИАФ. Вместе с ним Корпус покинули более 300 человек [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36 825, н/д, л. 29][563]. Представляется, что известить Сен-Бриак о своем решении Кислицин «позабыл» и постановление о лишении его полномочий представителя ЕИВ в. кн. Кирилла Владимировича в Маньчжоу-го было издано только в июле 1935 г., после получения Сен-Бриаком соответствующей информации. Осенью того же года на основании новых сведений о «предательской» деятельности Кислицина штаб-квартира лишила генерала всех чинов и наград [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 704]. Начальник штаба Кислицина генерал Сальников приказом ЕИВ также был уволен от службы в дисциплинарном порядке и исключен из списков КИАФ за измену с лишением полученных от Государя чинов и других наград. Кроме того, ярлык «изменника» получил и генерал Акинтиевский [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 46 300, л. 228]. Новым руководителем существенно поредевшего Харбинского округа легитимистов стал генерал Эглау. Вокруг Эглау объединилось несколько групп легитимистов, возглавляемых полковником Балкашиным (около 100 человек), поручиком Михайловым (15 человек), капитаном Ивановым (около 50 человек), подполковником Зориным (70 человек) [АВПРФ, ф. 0100 б, оп. 5, п. 106, д. 27, л. 39]. Таким образом, общая численность легитимистов в Харбине не составляла и 300 человек.
Борьба с агентами ОГПУ коснулась не только легитимистов. В связях с советской разведкой обвинялись некоторые крупные предприниматели, например, Скидельские, бывшие семеновские и колчаковские офицеры, как капитан В. С. Малицкий, сотрудничавший в свое время с харбинскими газетами, штабс-капитан Я. М. Омельченко, бывший начальник русского охранного отряда на ст. Яблоня, Генерального штаба генерал-лейтенант И. В. Сурин, имевший советскую квитанцию и служивший в Экономическом бюро КВЖД и на Юридическом факультета [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36 456, л. 21; Харбинское время, 1934], и др. Рост шпиономании не только провоцировался необходимостью объединения эмиграции, но и имел под собой вполне реальную основу. Советское руководство в преддверие продажи КВЖД не желало оставлять в Маньчжурии большое количество эмигрантов, которых могла использовать в своих интересах Япония, и потому было заинтересовано в расколе эмигрантской колонии, ее численном сокращении и морально-политическом разложении. Советские дипломаты в Харбине говорили о разумности «провести частичную и как бы условную амнистию для эмиграции» с целью возвращения эмигрантов на родину [АВПРФ, ф. 100 б, оп. 4, п. 102, д. 29, л. 34, 35].
На этом фоне, согласно сообщениям советской разведки, с середины 1934 г. заметно активизировалась деятельность атамана Семенова, вероятно, побуждаемого к выступлению в качестве руководителя объединительного процесса в эмигрантской среде японцами. По сведениям, полученным членами БРП из семеновского окружения, атаман в июне 1934 г. выезжал по вызову из Дайрена, в окрестностях которого жил постоянно, в Синьцзин, где якобы подписал с японцами договор о совместной вооруженной борьбе против большевиков [HIA. Larin Papers, box. 1, f. 1.10]. Являлось ли это сознательным решением Семенова или нет, не известно, но настоящего выбора у атамана, политического заложника японцев, не было[564].
В Дайрене при Семенове
