Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье

Зелени в Петербурге по-прежнему становилось все меньше. Чтобы как-то это скомпенсировать и не допустить окончательного превращения города в каменную пустыню, автор «Преобразования Петербурга» считал нужным разбить две зеленые зоны. Одну, довольно большую, включающую большой стадион, — в районе сегодняшней Черной речки на Выборгской стороне. Этот парк соединялся бы с парками Лесного института и Удельным, превращаясь таким образом в громадный зеленый анклав. Еще один новый парк Енакиев считал нужным устроить на месте пеньковых складов рядом с Петровским островом — там, где сейчас строится «судебный квартал».

Практически все проекты Федора Енакиева имели экономическое обоснование. Кроме того, инженер справедливо указывал, что столичный бюджет несет очень много расходов, которые стоило бы относить за счет общегосударственных, как, например, содержание правительственных зданий. Отказавшись от них, Петербург мог бы тратить больше средств на благоустройство.

Рассуждения Енакиева звучали так разумно и своевременно, что в конце концов в 1913 году городские власти приняли их для более подробной разработки. Также как и в случае со строительством метрополитена и устройством канализации, это не успело ни к чему привести.

Москва против Петербурга

В советское время у Кировского (ныне и прежде — Троицкого) моста висел огромный плакат, на котором было написано: «Москва и Ленинград соревнуются». Слоган вызывал смех, потому что это, по сути, было похоже на соревнование футбольной команды уровня «Манчестер Юнайтед» с казанским «Рубином». Ресурсы советской столицы в разы превосходили те, которыми располагал Ленинград. Тем не менее для сравнения существовало формальное обоснование: два самых больших города России, прошлая и нынешняя столицы.

Перед революцией никто подобных плакатов не вешал, но с 1890-х годов стало понятно, что Москва в отношении благосостояния и культурной значимости начала догонять и иногда перегонять Петербург. Не служащие московские поместные дворяне, купцы и промышленники, не зависящие от чиновников, имеющие свободные деньги, охотно инвестировали их в благотворительность и культуру.

По соседству с Москвой находилась богатая земля. По мере развития железных дорог все более удобной становилась внутрироссийская логистика, дающая московским заводчикам больше возможностей для продажи товаров на внутреннем рынке. В Москве легче дышалось и все решалось как-то проще.

По-настоящему буржуазными городами в России были Москва, Одесса, с некоторыми оговорками — Нижний Новгород. Петербург оставался городом имперским, со всеми плюсами и минусами этого явления. Здесь всякий, не принадлежавший к узкому кругу деградирующего большого света, оставался в своем роде «маленьким человеком».

Начиная с открытия театра Константина Станиславского и Владимира Немировича-Данченко, Москва вносила все больший вклад в русскую культуру. В Петербурге возникло художественное движение «Мир искусства», в Москве — авангардные «Бубновый валет» и «Голубая роза». В Петербурге жили поэты Александр Блок, Анна Ахматова и Осип Мандельштам, в Москве — Валерий Брюсов, Марина Цветаева, Борис Пастернак, Владимир Маяковский.

В этом соревновании, которое до некоторого времени шло с равным счетом, Москва выглядела более свободной в движениях, открытой новому, меньше скованной разного рода правилами.

Как ни горько нам, петербуржцам, об этом писать, перенос столицы в 1918 году не выглядел таким уж бессмысленным. Идея тотального обновления, ради которого Петр в свое время основал новую столицу, до известной степени зашла в тупик.

Город накануне революции. Социальный взрыв

Петербург 1910-х годов, с одной стороны, — почти европейский город. С другой стороны, он содержал главное противоречие Российской империи, приведшее ее в конце концов к разрушению и взрыву, — многоукладность. Петербург состоял из множества городов, социальных общностей, почти не соприкасающихся друг с другом. Парадоксальность такой жизни описана, например, в комедии Льва Толстого «Плоды просвещения». Мужики приходят в городскую квартиру к барину с просьбой дать им выкупить землю в рассрочку, но тот не может решить их вопрос, так как занят приготовлениями к спиритическому сеансу.

Существовал Петербург высшего света: балы у графини Клейнмихель в костюмах Бакста, скачки в Красном Селе, балетные триумфы Анны Павловой, псовая охота, интриги при дворе. Была прослойка тех, кто приехал в столицу в погоне за счастьем и чинами и мечтал однажды войти в высший свет. Они посещали скейтинг-ринг, цирковые представления, увеселительные театры. Петербург профессоров и политических деятелей занимали думы о судьбе Балкан, составление списков членов идеального русского правительства, внимательное изучение экономических процессов. Богемный и студенческий Петербург стоял в очереди за билетами на гастроли Московского художественного театра, устраивал благотворительные творческие вечера в пользу политических арестантов и ссыльных, печатал революционные листовки на гектографе. Представители огромного крестьянского Петербурга — ярославцы, костромичи, тверичи — встречались друг с другом на рождественской службе в церкви или где-нибудь по дороге в Апраксин двор на Чернышевом мосту. Они мечтали либо о возвращении в родную деревню, либо о покупке собственной лавки. Купеческий Петербург жил ежедневной газетой, еженедельной церковью, пасхальными и рождественскими подношениями полиции, горделивыми приездами на родину в деревню и редкими посещениями Александринского театра. Столичных солдат занимали тяжелые казарменные думы о том, возвратиться ли по окончании службы в родные места или остаться официантом ресторана или даже управляющим домом. И наконец, мрачный пролетарский Петербург, исполненный чувства собственного достоинства, читал газету «Правда», отдавал детей получать образование в городском училище, иногда ходил в народный дом на концерты Федора Шаляпина и был исполнен ненавистью к непосредственному начальнику, владельцу завода и царю. С социальной точки зрения российская столица того времени — плавильный котел, в котором ингредиенты чудом не смешивались.

В июне 1914 года Петербург был как никогда близок к социальному взрыву. Много лет продолжался непрерывный промышленный подъем. Большая часть забастовок выигрывалась рабочими. Предпринимателям при высоком темпе роста выгоднее оказывалось заплатить больше, чем прекратить производство продукции. У подпольных партий социал-демократов и социалистовреволюционеров были свои депутаты в Государственной думе. Лозунг «Долой самодержавие» стал популярен как никогда. Казалось, вот-вот власть снова, как в 1905 году, пойдет на уступки.

Наступил июль 1914 года. Сербский гимназист Гаврило Принцип убил австро-венгерского эрцгерцога и кронпринца Франца Фердинанда и его чешскую жену. 1 августа Николай II вышел на балкон Зимнего дворца и объявил о вступлении в войну с Германией и Австро-Венгрией. Студенты и рабочие, заполнившие Дворцовую площадь, еще месяц назад требовавшие свержения императора, пали на колени и молились за победу. Толпа проходила по Большой Морской, громя немецкие магазины, а потом на Исаакиевской площади — и посольство Германии. Все выглядело как триумф патриотизма и державности.

Прошел год. В 1915-м Государственная дума, с 1907 года всегда голосовавшая