Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье

Для Николая I это был скорее город, построенный ради слома многовекового уклада, где процветало европейское вольномыслие, грозящее покончить с абсолютизмом.

С другой стороны, Петербург становился все больше и сложнее. Управлять им в «ручном» режиме перестало получаться уже во времена Александра I. Комитет строений и гидравлических работ, ответственный за планирование столицы, действовал во многом самостоятельно.

В управлении развитием города существуют две крайности. Можно предписывать, что конкретно, где и как именно следует построить. Таким методом пользовались, в общем, Петр I и Екатерина II. Конечно, возможности руководить возведением каждого дома или хотя бы определять его очертания у них не было, но все же они стремились к тому, чтобы Петербург соответствовал образу, сложившемуся в их воображении.

В противоположность этому можно сформулировать набор неких правил и запретов и действовать по принципу «все, что не запрещено, разрешено». По большому счету, именно так происходило при Николае I. Император настаивал на личном участии в принятии отдельных решений и проявлял в этом порой исключительную дотошность, но никакой настоящей стратегии развития столицы у него не было. Вместо нее существовали инструкции или даже, лучше сказать, границы дозволенного, которые косвенно и определяли структуру Петербурга.

Важнейшим достижением царствования Николая I стала кодификация законодательства, выполненная Михаилом Сперанским. Все законы, когда-либо выходившие в Российской империи, были систематизированы, упорядочены и впервые изданы целиком в 1832 году. Двенадцатый том «Свода законов Российской империи» содержал Строительный устав. В нем были собраны абсолютно все правила относительно застройки городов, в том числе и Санкт-Петербурга, когда-нибудь принимавшиеся в России. Следующее издание «Свода законов» произошло в 1842 году, и именно по нему можно судить о том, как регулировалась застройка Санкт-Петербурга в николаевское время.

Одно из первых правил гласило, что ни один город не может развиваться иначе чем в соответствии с утвержденным планом. Как мы помним, Санкт-Петербург долгое время планировался, что называется, «на вырост». К моменту выхода устава структура города сложилась так или иначе почти что до Обводного канала на левом берегу, на большей части Васильевского острова, на значительных территориях Петербургского острова. За исключением центральной части, город был разделен на однотипные и довольно большие по площади кварталы. Петербургский остров, нынешняя Петроградская сторона, частично сохранял стихийное устройство, сложившееся в самые первые годы строительства столицы, а частично был поделен на такие же крупные прямоугольные кварталы, как и многие другие районы. Квартальная сетка сохранялась и на Выборгской стороне, хотя и требовала некоторого упорядочивания.

Представим себе участок земли, допустим, шириной 80 и длиной 500 метров. Он теоретически может выглядеть совершенно по-разному: несколько деревянных домов с огородами, застройка по периметру с большим внутренним двором, пара небоскребов, несколько более мелких владений, разделенных узкими проходами. Строительный устав среди прочего описывал, что именно должно и чего не должно происходить внутри петербургских кварталов.

Большие кварталы разрешалось делить на участки произвольным образом, лишь бы они не были слишком маленькими. В уставе сказано, что если продается «маломерный» участок земли, то преимущественное право его выкупа принадлежит владельцам соседней недвижимости. Если же участок приобретает человек со стороны, то он берет на себя обязательство в течение определенного времени купить также примыкающие землю или здание.

Каменные здания разрешалось строить сколь угодно длинными без разрывов. Обязательно было делать брандмауэры (стены без окон и дверей чуть выше крыши постройки), чтобы к одному дому удобно пристраивался следующий. Если постройка оказывалась слишком широкой, больше 20 саженей (примерно 43 метра), то брандмауэров следовало устроить несколько, в зависимости от того, как она расположена в пространстве. Фасады, как это повелось с основания Петербурга, выходили к красной линии улицы.

Ограничений относительно застройки внутренних пространств квартала было довольно мало. По крайней мере один двор должен был быть не меньше пяти саженей в глубину и шести саженей в ширину. Со временем эти нормы упростили: достаточно стало оставить двор площадью не меньше 30 квадратных саженей. Все остальные дворы могли быть совсем скромными по размеру — две сажени в длину и две в ширину, то есть меньше 20 квадратных метров.

В 1844 году Николай I издал указ, согласно которому ни одно гражданское здание в столице не могло быть выше козырька Зимнего дворца, то есть 11 саженей (23,5 метра). Купола и шпили при этом не учитывались и могли быть выше.

Таким образом, сложился тип застройки Петербурга на остаток XIX и начало XX века. Большие кварталы могли застраиваться не только по периметру, но и почти как угодно плотно внутри. При этом высота зданий ограничивалась.

Когда в столице в 1860-е годы наступил настоящий строительный бум, эти требования стали реализовывать буквально. На каждом участке владелец хотел получить как можно больше пригодных для продажи и сдачи в аренду помещений. Делать дома выше определенной отметки он не мог, поэтому максимально использовал внутренние территории квартала, иногда оставляя в нем совсем небольшие свободные пространства — знаменитые теперь дворыколодцы.

В то же время Николай не отменил, а, наоборот, ужесточил контроль за внешним видом петербургских зданий. Если при Александре для возведения постройки требовалось одобрение Комитета строений и гидравлических работ, то теперь начальник комитета обязан был представлять решительно все проекты лично императору.

Николай рассматривал каждый чертеж, иногда делал замечания. Ему мог не понравиться, например, рельеф на фасаде — тогда его заменяли. Такой пристальный интерес, конечно, ни на что всерьез не влиял, разве что долгие сроки согласования проектов затягивали строительство.

Между тем урбанизация с ее последствиями в европейских столицах начала восприниматься главами государств как проблема, требующая хоть какого-то решения. Дело не ограничивалось тем, что люди жили в плохих условиях. Огромное количество неустроенных горожан, чья доля очень тяжела и кому нечего терять, представляли собой угрозу существующим политическим режимам. Собственно, это наглядно доказала уже Французская революция конца XVIII века, случившаяся, по сути, в Париже. После того как в 1848 году по Европе прокатилась волна восстаний, стало окончательно ясно: в больших городах необходимо по мере возможностей создавать более приемлемые бытовые условия.

Возможности, надо сказать, были довольно ограниченными. Для обеспечения достойного жилья для бедного населения денег не нашлось бы тогда даже в самых богатых мегаполисах. Решение состояло в улучшении качества публичных пространств и общей инфраструктуры. Благодаря этому человек ощущал бы некий комфорт, по крайней мере выходя на улицу.

В 1853 году при Наполеоне III в Париже начались знаменитые городские реформы барона Жоржа Эжена Османа. Они заключались в том, что часть средневековой застройки «расчистили», чтобы проложить широкие просторные бульвары. Таким образом хотели избавиться от духоты и тесноты. Многие до сих пор — и,