Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

Находясь на «Юноне», Резанов пишет многословные инструкции о том, как должна проходит военная операция. Да, уничтожить японские корабли, да, брать в плен всех способных к труду, а неспособным разрешить перебраться в княжество Мацумаэ, но предупредив, «чтоб никогда они Сахалина как российского владения посещать иначе не отваживались, как приезжая для торга». Курильцев, или айнов, живших на Сахалине, следовало «обласкать»: одарить их мануфактурой и прочими товарами, а старейшинам вручить медали и всем обещать защиту русского императора8. Хвостов должен был взять «реликвии язычников» из храмов для того, чтобы пленные японцы могли молиться. «Если японцы будут иметь возможность молиться, они в меньшей степени будут возражать против своего переселения и осядут в поселениях и городах, что привлечет в них свежий приток японцев». Потом Резанов взял у Хвостова клятву о том, что он никому не расскажет о целях экспедиции.

«Юнона» благополучно достигает Охотска, Резанов высаживается на берег и… 24 сентября, уже выехав в Петербург, камергер отправляет Хвостову письмо, в котором говорится, что следовать в Аниву не имеет смысла, так как путина прошла и японцы могли перебраться на зимовку на Хоккайдо: «Посему я считаю, что не стоит выполнять предыдущий приказ и плыть в Америку»9. Хвостов не понимает, что от него требуется, и снова поворачивает «Юнону» к Охотску, но Резанова там уже не было.

Таким образом, Хвостов оказался в ситуации, когда ему самому пришлось решать, как поступить. Можно высказать предположение о том, что Резанов просто снял с себя ответственность за предпринятые действия, но оставил лазейку, позволяющую ему взять лавры победителя в случае, если экспедиция все-таки состоится и будет успешной.

Увы, из этих противоречивых указаний Хвостов сделал вывод о том, что он все же должен отправиться в военный поход. «Хвостов оказался в сложной ситуации из-за противоречивости полученных им указаний, – писал вице-адмирал Александр Шишков в предисловии к опубликованным в 1810 году дневникам Давыдова. – Он понимал, что не мог отказаться от проведения военной экспедиции, о которой Резанов уже писал императору… [и, считая, что] Резанов не отменил экспедицию, а просто перенес на более позднее время, принял решение отплыть к берегам Сахалина»10.

Артиллерия на борту «Юноны» и «Авось» в щепки разносила рыболовные суденышки японцев и рыбацкие поселения. Были сожжены склады, захвачено большое количество рыбы, проса и соли, нескольких японцев взяли в плен. Хвостов и Давыдов были очень довольны своими успехами, но, как только они с триумфом прибыли в Охотск, их схватили и бросили в тюрьму – за ведение необъявленной войны. В тюрьме они могли бы просидеть очень долго, потому что комендантом города был личный враг Хвостова капитан Иван Бухарин, однако сочувствовавшие Хвостову жители города помогли им совершить побег. Не имея ни копейки, Хвостов и Давыдов поехали в Иркутск, где направили прошения губернатору Сибири и в военно-морское ведомство в Петербурге. «Мы не знали, какими полномочиями был наделен Его Превосходительство камергер и не имели права об этом спрашивать», – писал Хвостов в петиции адмиралу Чичагову. Все обвинения с Хвостова и Давыдова сняли лишь в 1809 году.

Последствия личной вендетты Резанова ощутил на себе и командир Второй русской кругосветной экспедиции Василий Головнин. Прибыв в 1811 году на императорском шлюпе «Диана» на остров Кунашир, входящий в состав Курильских островов, капитан получил приглашение выпить чаю в японской крепости. И тут случилось неожиданное. Когда Головнин и сопровождающие его офицеры встали, чтобы уйти, «начальник, говоривший дотоле тихо и приятно, вдруг переменил тон, стал говорить громко и с жаром, упоминая часто Резаното (Резанов), Николай Сандрееч (Николай Александрович Хвостов), и брался несколько раз за саблю. Таким образом, сказал он длинную речь. Из всей же оной побледневший Алексей (переводчик. – О. М.) пересказал нам только следующее: «Начальник говорит, что если хотя одного из нас он выпустит из крепости, то ему самому брюхо разрежут»11. В итоге Головнин, два русских офицера и четыре матроса просидели в японской тюрьме два года, до тех пор пока Головнину не удалось убедить японцев в том, что Хвостов и Давыдов вовсе не действовали по указанию российского императора. «Резанов своими действиями сильно навредил и себе, и Российско-Американской компании», – писал Головнин, который, по совершенно понятным причинам, не был страстным поклонником Резанова.

Так бесславно закончилась первая попытка России установить дипломатические отношения с Японией. Следующую попытку сделали лишь через пару десятков лет. На самом деле Россия и Япония все еще находятся в состоянии войны. В последние дни Второй мировой войны советские войска захватили южные Курильские острова (те самые, которые Резанов хотел присоединить к Российской империи в 1806 году), в результате чего японцы так и не подписали соглашение о мире с СССР.

Самому Резанову не суждено было узнать, каких дров он наломал и какие плачевные последствия имели его противоречивые указания. В то время, когда Хвостов плыл в шлюпке к берегу в Охотске, Резанов пересекал горы Станового хребта. Одному из своих друзей он писал, что скакал галопом, не слезая с седла ни днем, ни ночью. На самом деле как особо важная персона тех времен он путешествовал со своим личным слугой, четырьмя охранявшими его казаками, якутами-проводниками, а также с грузом необходимых в дороге вещей и продуктов. Целый обоз! Тем не менее камергер наверняка ехал так быстро, как только мог.

«Стояла поздняя осень, и мне пришлось переходить вброд еще не замерзшие реки. Днем в седле мне было тепло, но ночами в снегу я очень мерз, заболел и однажды 7 октября упал с лошади и пробыл без сознания двадцать четыре часа. Меня положили в якутскую юрту поблизости реки Алдан, там я пришел в себя и вынужден был подождать того, как река покроется льдом. После того как лед сковал реку, я 23 октября помчался дальше, но тут болезнь вернулась. Я боролся со смертью, и вот только второй день, как я снова на ногах. Сейчас жду снега, чтобы двигаться дальше, уже без остановок»12.

Резанова, у которого была высокая температура, везде чествовали, как героя. «Приехав в Якутск, видел я благодарность сотчичей моих, весь город за рекою встретил меня, и наперерыв угощали. Здесь, в Иркутске, еще более видел ласки их, меня задавили поздравлениями. Я из благодарности, хотя без удовольствия, но таскался всюду, и из той же благодарности дал я